условиях обостряющейся классовой борьбы и упорного сопротивления капиталистических элементов является важнейшей задачей всех военнослужащих, ведущих работу в деревне». Особенно же большое значение придавалось «работе среди населения начальствующего состава территориальных частей в междусборовый период, в период работы с допризывниками и вневойсковиками». Именно поэтому так болезненно и тревожно была воспринята тенденция «сращивания» начсостава с «классово враждебными элементами деревни» — «когда наименее устойчивые элементы армейской парторганизации и начсостава попадают под влияние и даже сращиваются с кулацко-капиталистическими элементами деревни». В обзоре отмечалось, что «сращивание» имеет разные корни, не только родственные — «через своих родных, жен, знакомых», но и бытовые — «классово враждебные элементы опутывают того или иного неустойчивого командира или политработника выпивкой, угощением, предоставлением лучшей квартиры, уюта в деревенской обстановке, извлекая из этого для себя выгоду»66.
Какова бы ни была причина взаимодействия начсостава с «классово враждебными элементами деревни», озабоченность политорганов прежде всего проявлялась в отношении политических настроений начсостава и поддержки, которую «враждебные элементы» получали от начсостава. В обзоре отмечалось: «Особенную остроту вопрос имеет в территориальных частях, где большое количество лиц начсостава выбрасывается в район комплектования для проведения межсборовой работы, краткосрочных сборов, допризывной подготовки, обучения вневойсковиков и т. д. Имеется целый ряд фактов связи начсостава с социально чуждыми элементами именно в междусборовый период... Все это оказывается возможным благодаря тому, что отдельные лица начсостава не только недооценивают (или не понимают) классовой борьбы в стране, не видят ее, не получают твердых директив проведения четкой классовой линии, но сами подвержены известным мелкобуржуазным колебаниям, классово индифферентны и неспособны проводить классово выдержанную линию». Примером тому в обзоре приводился факт, опубликованный в № 279 «Красной Звезды», когда член партии, нач. военно-хозяйственного довольствия артполка, приехав в отпуск в деревню, пользуясь авторитетом как военный работник, проводил «явно кулацкую работу (кричал, что хлеб брать можно только по согласию, что хлебозаготовки неправильны и т. д.)». Когда его привлекли к партответственности, он утверждал, что «никаких кулаков и классовой борьбы в деревне нет»67.
Пристального внимания политорганов заслуживали факты, когда кулаки пытались использовать начсостав в своих «классовых целях». В качестве яркого примера в обзоре приводился факт срыва хлебозаготовок в ЛВО (в районе 30-го стр. полка). Два ротных командира, Чернов и Питкевич, направленные для вневойсковой работы в деревню,
119
своим вмешательством в действия местных властей сорвали хлебозаготовки почти в целом районе. Приехав в деревню, они спросили у крестьян: «Где живут индивидуально обложенные?» Им указали «махрового кулака». Они пошли к нему ночевать. Кулак стал жаловаться на непосильный налог и хлебозаготовки. После ночной беседы оба командира пошли в сельсовет и стали проверять правильность обложения не только этого кулака, но и других зажиточных. В результате командиры заявили председателю сельсовета, что не следует раскулачивать кулаков. Весть о деятельности командиров быстро разнеслась по остальным деревням. В итоге крестьяне стали выжидать и приостановили подвоз хлеба. Действия командиров были оценены как «прямая контрреволюция», и они были арестованы. Видимо, подобных случаев было немало, иначе вопрос о подборе кадров в деревню не стал бы предметом самостоятельного обзора ПУ РККА. Вывод данного обзора был категоричным: «Этот случай свидетельствует о наличии серьезных недочетов в работе отдельных парторганизаций и политаппарата. Недостаточным вниманием и механическим подходом полковой парторганизации к выполнению этой ответственейшей задачи можно в значительной мере объяснить посылку на хлебозаготовки непроверенных, неподготовленных и слабо политически грамотных лиц, которые своими действиями играют на руку классовому врагу». Завершая обзор, его авторы очень четко определили значимость политических настроений в армии в свете «нового курса» в деревне: «Помощь Красной Армии социалистической переделке с/х будет действительной только тогда, когда она будет проникнута духом классовой настороженности и непримиримости к классовому врагу»68.
К концу 1929 г., несмотря на описанные тревожные явления, в целом острота КН в армии в сравнении с 1928 г. снизилась. В сводке ПУ РККА о крестьянских настроениях от 26 октября 1929 г. говорилось: «1) Возросшая кулацкая активность в стране находит и в армии почву для своей агитации среди некоторой части середняков, насторожившихся и колеблющихся под влиянием изъятия хлебных излишков у состоятельных слоев деревни. Тем не менее основная масса бедняцко-середняцких слоев все время противостоит кулацкой агитации и остается в основном политически здоровой. 2) Так называемые «крестьянские настроения» в армии в условиях обострения классовой борьбы в стране получают отчетливое кулацкое выражение, и по существу они уже превратились из расплывчатых «общекрестьянских» настроений в чисто кулацкие настроения (подчеркивания документа. — Н. Т.), отражающие в основном классовые интересы капиталистических элементов деревне»69.
Выводы политорганов Красной армии подтверждал и ОО ОГПУ. В упоминаемой ранее сводке ОО ОГПУ говорилось: «В связи с окончанием в отдельных районах хлебозаготовительной кампании 1928-29 гг.
120
и поступлением в части сведений о благоприятном урожае по ряду округов отмечается снижение крестьянских настроений у основной (середняцко-бедняцкой) массы красноармейцев. Рост или стабильность этих настроений имеют место лишь в тех частях, кои укомплектованы главным образом из производных районов (Сибирь, бывш. Самарск. и Пензенск. губернии и т. д.), в коих последние месяцы еще производился нажим на хлебозаготовки. Кроме того, почти по всем округам можно видеть, что попутно с понижением крестьянских настроений в основной середняцко-бедняцкой прослойке мы имеем рост этих настроений среди кулаков и зажиточных, хотя по некоторым округам (например, УВО, ККА70) зажиточная прослойка стала реже высказывать свое недовольство Соввластью, по-видимому, потому, что а/с разговоры не встречают больше прежней поддержки среди широкой красноармей-
ской массы»71
Произошедший перелом в настроениях крестьянской части армии в позитивную сторону, безусловно, был заслугой политорганов, которые смогли перестроить свою работу, сделать ее более эффективной. Хотя недочеты в этом направлении еще были немалые, и об этом говорили сами политорганы — «недостаточно четко и решительно ведется работа по разоблачению кулацкого характера КН, по освобождению колеблющейся части красноармейцев из-под влияния кулацкой агитации, по линии агитации за необходимость сдачи хлебных излишков середняками; недостаточное до сих пор изучение состава красноармейцев и их настроений, слабое информирование и инструктирование низовых работников по вопросам текущей политики и практики партии и Соввласти»72 — но результат был налицо.
1930 г.
1930 г. принес новые политические задачи, став годом сплошной коллективизации деревни и ликвидации кулачества как класса. Эти задачи были определены на ноябрьском пленуме ЦК ВКП(б) 1929 г.73 В соответствии с ними была определена и работа политорганов армии. В директиве ПУ РККА от 12 декабря 1929 г. указывалось прежде всего на два основных направления — «обострение классовой борьбы в стране требуют неусыпной пролетарской бдительности в казарме» и «повысить роль армии как школы строителей социализма»74. С развертыванием в общегосударственном масштабе практической работы по ликвидации кулачества («раскулачиванию») и созданию колхозов политорганы продолжали изучать и следить за настроениями армии, тем более что вовлечение ее в эти процессы шло достаточно активно.
Учитывая ошибки прошлых лет, ПУ РККА в начале 1930 г. послало своих сотрудников на места, в районы расположения территориальных дивизий, с целью изучения «реакции казармы на пово
121
рот в политике партии». Среди регионов, подвергшихся изучению, были Северный Кавказ, Украина и Поволжье, в том числе Донской, Кубанский, Самарский, Сталинградский, Донецкий, Донецко-Шахтинский, Шевченковский и др. округа. По итогам этих поездок было созвано совещание (26 февраля 1930 г.) под председательством Я. Б. Гамарника70. Один из выступающих (Ильин), посетивший 7-ю территориальную дивизию, располагавшуюся на Украине (Черниговский, Роменский, Нежинский и Конотопский округа), так характеризовал настроение казармы в частях дивизии: «Чем сейчас интересуется казарма? Следует учитывать, что кулак и крепкий середняк, экспортник на Украине проявляют себя сейчас исключительно активно в направлении срыва наших задач. Выступают они примерно под такими лозунгами: "Коллективизация — это возврат к панщине"; "Государство опять хочет насадить помещиков, крестьян сделать крепостными"; "Кулаки такие же крестьяне, как и все"; "Кулаков теперь нет, кулака давно раскулачили, на селе есть лишь более крепкие крестьяне-труженики"; "Помогите, покончат с нами, а тогда и за середняка примутся"; "Обирают на селе, а нэпманов в городе не трогают"; "Середняцкому государству невыгодно идти в колхозы вместе с беднотой"; "Бедняк и батрак ничего не дают, а середняк повинен сдавать все свое майно" и т. п. Это — выступления кулацкой части. Ведут такого порядка разговоры и переменники, ведутся они в казарме. По такой примерно линии идет и антисоветская работа в казарме»76.
Характеризуя процессы, происходящие в казарме, и обобщая результаты своих бесед с красноармейцами, докладчик привел свои подсчеты: «Я имел возможность беседовать с личным составом дивизии, ко мне поступило на этих беседах около 1500 красноармейских записок. Я их обработать не смог полностью, но вчерне обработал. Если взять эти записки, то в них вопросов организационного порядка — как будет проведена коллективизация, как ликвидировать кулака как класс — такого характера вопросов 43-45 %. Вопросов, в которых проявляется жалость к кулаку, забота о нем и его семье — 15 %. Недопонимание коллективизации отражено в 7 % записок, нежелание идти в колхозы — 4 %. Не был обойден вниманием и младший начсостав, который дал «примерно такую же картину: вопросов организационного порядка — 45 %, выражающих жалость к кулаку — 15 %, но зато вопросов недопонимания политики партии — всего 1 %. Вывод такой: 75 % вопросов более или менее деловых и здоровых, и только 25 % можно отнести к колебаниям».
Несколько иная картина настроений была дана в отношении вневойсковой молодежи, т. е. тех, кто не прошел школу политического воспитания через армию: «Если сопоставить этот анализ с анализом характера вопросов, заданных вневойсковиками, то тут мы имеем несколько иную картину. Вопросов такого порядка — "Что будет с тем,
122
кто категорически не пойдет в коллектив?", задано 26 % к общему количеству заданных вопросов. Вопросов, показывающих на жалость к кулаку, — до 24 %, т. е. здесь уже 50 % заданных вопросов говорят о крайне слабой работе, проведенной с вневойсковиками. Причем следующих 25 % вопросов следует отнести за счет такого рода вопросов: "Почему сейчас, а не раньше ликвидируют кулака как класс?"; "Чем вызваны продовольственные затруднения?"; "Будут ли приниматься в колхозы лишенцы по суду?"; "Как поступят с религиозно настроенными?" и т. п. И только 14 % вопросов затрагивают вопросы организационного порядка и справочные. То есть среди вневойсковиков мы имеем, грубо говоря, как раз обратную картину той, что характерна для кадрового состава дивизии. Из этой коротенькой цифровой характеристики можно сделать, пожалуй, близкий к действительности вывод и о состоянии настроений переменников, так как вневойсковики вряд ли чем от них
отличаются»77
На совещании было уделено внимание и настроениям начсостава в связи с изменением политики партии в деревне. И хотя в целом вывод был позитивным — «начсостав в своей основной массе также правильно усвоил новый поворот в политике нашей страны», в то же время признавалось, что «в смысле выявления его настроений вокруг коллективизации и поворота в политике» это направление информационной работы политорганов является «наиболее слабым». При этом указывалось, что до сих пор нет точных данных у политорганов о наличии близкого родства или связи начсостава с конкретными социальными группами в деревне. Отмечалось также наличие попыток «некоторой части» начсостава «отмежеваться, спрятаться за спину политработников от непосредственного активного участия в деле разъяснения пере-менникам и красноармейцам новой политики партии». Необходимость усиления как общей, так и политической работы с начсоставом была признана важнейшей задачей политорганов и парторганизаций армии. Более того, на совещании прозвучали требования решительнее поставить вопрос «о примерности командира как военного и политического руководителя в деле коллективизации — командир не должен ждать, чтобы красноармейцы на него показывали пальцем»78.
Более чем серьезным обстоятельством, отмеченным еще ранее органами ОГПУ, стала тенденция оформления и роста бедняцко-середняцких группировок в армии — «не кулацких, не верхушки, а вот именно бедняцко-середняцких» — и как следствие этого увеличение выступлений отдельных красноармейцев. Было подмечено, что причины появления подобных группировок вытекали первоначально из хозяйственно-бытовых вопросов, перерастающих затем в более серьезные недовольства. Таким образом, на первый взгляд безобидные неурядицы становились поводом формирования внутри армии политических группировок, в которые в результате объединялись лица, недовольные
123
политикой власти, в частности политикой ликвидации кулака как класса. Наиболее распространенным способом действий участников этих группировок («кулацких элементов в казарме») было высмеивание и критиканство записавшихся в колхозы.
В дальнейшем деятельность подобных группировок подавалась в информационных сводках ПУ РККА как «кулацкие настроения». Появление трудностей в колхозном строительстве и в первую очередь — возникающие «искривления» — вызывали обострение недовольств и усиление выступлений «кулацких элементов». Их основными доводами были: «коллективизируют насильно»; «коллективизация есть кабала, барщина и крепостное право»; «коллективы несут голод и гибель»; «за счет коллективов будут жить бедняки и лодыри»; «хозяйственному крестьянину коллективы не к чему и что надо развивать и поддерживать индивидуальное хозяйство»; «взяты непосильные темпы коллективизации»79. Политорганы указывали, что наряду с агитацией против действий власти, в том числе в вопросах колхозного строительства, «кулацкие элементы» занимались распространением слухов и сеянием паники. Так, например, в отношении льгот для красноармейских хозяйств говорилось: «Льготы — это маневр, приманка, временная мера, которая скоро будет отобрана, которая не будет осуществлена»80.
В первой половине 1930 г. основным лейтмотивом КН в армии являлись вопросы колхозного движения. Наряду с общей позитивной картиной этих настроений, характеризующихся как «здоровые», «одобряющие» и «поддерживающие», были и отрицательные моменты, проявляющиеся в виде «отдельных отрицательных настроений, неверных суждений, измышлений и кривотолков вокруг деревенской политики партии». При этом отмечалось, что позиция красноармейцев-середняков была осторожной и выжидательной. Они в большинстве своем «избегали высказывать свою точку зрения на поворот в политике партии (курс на сплошную коллективизацию), стали проявлять сомнения и колебания». Более того, наиболее распространенной темой их разговоров стало отношение партии к середняку в связи с политикой ликвидации кулачества как класса, как бы раскулачивание не задело и середняцкие хозяйства: «Не тронут ли раскулачиванием середняка»; «Не станут ли ликвидировать середняков»81.
К осени 1930 г. сводки политорганов армии фиксировали значительный рост «кулацкой агитации», и в связи с этим усиление «кулацких настроений» в частях, особенно на сборах территориальных дивизий. В сводке ПУ РККА «Обострение кулацких настроений в армии», датированной 8 сентября 1930 г., указывались следующие направления этих настроений: 1) агитация против колхозного строительства, 2) развертывание ХЗ, 3) товарные и продовольственные затруднения, 4) вопросы военной опасности82.
124
В отношении колхозного строительства отмечалось, что эти «настроения» достигли большой остроты, особенно среди красноармейцев-переменников, вышедших из колхозов: «Хоть зарежь, а в колхоз не пойду...»; «От имени вышедших из колхозов заявляем, что ни за что в колхозы не пойдем...».
Развертывание хлебозаготовок вновь усилило поток писем в армию «кулацкого характера с воплями о грабеже», с просьбами «защитить крестьянство, повернуть оружие против Советской власти». При этом отмечалось, что увеличилось и количество «прибытия в части кулацких ходоков из деревни». Ситуация напоминала 1928 г., когда отрицательные настроения в армии в связи с хлебозаготовками дали резкий рост. Приходящие письма из деревни взывали к красноармейцам: «Не успели собрать хлеб, а его уже отбирают...»; «В этом году крестьяне не дадут хлеб, они уже попробовали, как жить голодными...»; «Надо готовиться к срыву хлебозаготовок, добывать оружие, тайком бить представителей по хлебозаготовкам...»; «Дома берут и берут без конца, скорей бы сентябрь, приехать домой и перестрелять всех заправил...». Политорганы сообщали и о более тревожных симптомах: «Есть факты голосования против (и воздержания) резолюции на красноармейских собраниях по вопросу хлебозаготовок». Так, например, в 4-м горно-стрелковом полку 1-й дивизии (САВО) от голосования воздержались 10 чел. и 3 чел. — против, большинство из которых были «середняки и зажиточные — уральцы».
Товарные и продовольственные затруднения в деревне становились не только причиной обострения настроений личного состава армии, но и предметом «антисоветской агитации» в ее рядах. Товарный голод, рост цен на сельскохозяйственные продукты, перебои с разменной монетой, плохая работа кооперации — все это занимало «довольно видное место» в настроениях армии. В числе примеров в сводке приводились и такие: «Сволочи, пятилетку строят на мужицкой спине, ненавижу я эту власть...» (заявление красноармейца-середняка 6-го Кавказского стр. полка), «Пятилетний план только на бумаге, а на деле голодовка...»; «Пятилетка съела крестьянина...»; «Наша пятилетка на шее рабочих и крестьян, в тезисах цифр много, а хлеба и товаров нет...».
Внимание политорганов было обращено на то, что «недовольства» уже не ограничивались только рамками группы красноармейцев-крестьян. Их стали проявлять и красноармейцы из рабочей среды: «Рабочие голодают, в столовых жрать нечего, на "Потемкине" восстание тоже началось на почве недовольства пищей...»; «Напевают, что с каждым годом промышленность растет, а на деле совсем наоборот — мануфактуры, хлеба и табаку нет. Кто у власти и комсоставу в армии — живется хорошо...». Последнее высказывание свидетельствовало еще об одной тревожной тенденции — рядовой состав (и крестьянин, и рабочий) стал сравнивать свое положение с начсоставом,
125
не в пользу последнего: «Комсостав и их семьи получают все, жены комсостава ничего не делают, наши же семьи перегружены работой и ничего не имеют...»; «Начсостав консервы жрет, а рабочих жмут, ни черта не дают...»; «Возьми жен нашего начсостава, они не отличаются от буржуев...».
И наконец, усиление «недовольства» политикой власти вновь, как в 1928 г., возродило разговоры о военной опасности. Опасность подобных разговоров заключалась в том, что они способствовали пораженческим настроениям среди рядового состава и тем самым могли негативно отражаться на боеспособности армии: «Если бы была война, все красноармейцы повернут штыки в обратную сторону...»; «Соввласть будет существовать только до первой войны, а там настанет ее гибель, так как каждый крестьянин выйдет с чем попало и будет кричать — долой Соввласть...»; «Учат нашего брата, как народ уничтожать, учите, мы их же будем и бить...»; «У нас в стране кушать нечего, а поэтому мы не сможем удержаться, и нас побьют...»; «На случай войны не ходите защищать Соввласть, а дезертируйте и организуйте банды, разрушайте колхозы, убивайте работников, избивайте евреев и разрушайте военные склады...». Как видим, вопросы военной угрозы и пораженческие настроения были теснейшим образом связаны с призывами свержения власти, а это уже слишком серьезные симптомы, которые политорганами характеризовались как «скрытая борьба за разложение рядов армии».
Выводы армейских политорганов подтверждали и органы ОГПУ, указывая, что чрезвычайно большой по сравнению с прошлыми годами рост «кулацких настроений» наблюдался «особенно в период весенних перегибов по коллективизации». В сводке ОО ОГПУ «Основные отрицательные моменты политсостояния РККА» от 14 октября 1930 г. отмечалось: «Наиболее важным моментом, характерным для данного года, является более усиленный, чем прежде, переход к/р элемента в армии к организованным методам своей работы, т. е. к массовому созданию группировок, зачастую связанных с к/р организациями, возникающими вне армии и руководимыми последними. Вместе с тем значительно растет количество фактов активного участия в к/р организациях отдельных лиц младшего, среднего и даже старшего начсостава»83. Причем в феврале-марте 1930 г. из общего числа писем из деревни до 90 % в среднем были отрицательные. При этом органы ОГПУ указывали на возрастающую тенденцию «призывов к армии восстать с оружием в руках против Соввласти»; «фиксировавшаяся раньше в единичных случаях агитация за восстание против Соввласти стала теперь намного более частым явлением»84.
Динамика роста «кулацких настроений» в течение 1930 г. характеризовалась по данным О О ОГПУ с учетом показателей по четырем округам (ЛВО, БВО, УВО и СКВО) следующими цифрами85:
126
1929 г.
Октябрь
Ноябрь
Декабрь
2 305
2 608
3 167
%
100%
128%
156%
1930s.
Январь
Февраль
Март
Апрель
Май
Июнь
Июль
Август
4 296
8 178
7 750
5 061
3 751
5 759
6 239
6 363
%
212%
401 %
380%
248%
184%
282%
306%
313%
Эти показатели роста распределялись по следующим социальным группам (в процентах)86:
1929 г.
1930 г.
4 четверть
1 четверть
2 четверть
3 четверть
Середняки
45,6%
51,0%
53,4%
50%
Зажиточные
31,7%
24,7%
12,2%
9%
Бедняки
10,9%
13,0%
14,6%
14%
Рабочие и батраки
2,0%
7,3%
10,6%
И %
Прочие и неустановленные
9,8%
4%
9,2%
12%
Колхозники
-
-
-
4%
Итого:
100%
100%
100%
100%
Несомненно, рост «кулацких настроений» в армии, в свою очередь, влиял на усиление карательных мер как со стороны политорганов, так и ОГПУ. По данным ОГПУ, «чистка» армии в связи с ее «засоренностью» была «весьма значительна». За 6 месяцев 1930 г. (январь-июнь) из армии было изъято 5 703 человека87, в то время как этот же показатель на 15 января 1929 г. составлял 4029 человек88.
1931 г.
1931 г. не внес существенных перемен в «настроения» красноармейцев. По-прежнему в сводках фиксировались проявления «нездоровых» явлений и «недовольств». Как и в предыдущие годы, суть этих «настроений» сводилась к вопросам «1) колхозного строительства; 2) текущих хозяйственно-политических кампаний и мероприятий партии и власти; 3) хода выполнения пятилетки и трудностей переживаемого периода, в особенности трудностей товарного и продовольственного снабжения». В информационной сводке ПУ РККА от 7 мая 1931 г. отмечалось: «Более важное место в последнее время занимают вопросы хлебных, мясных и лесных заготовок, которые, мол, «разоряют крестьянство». Особенно ожесточенной критике со стороны кулацко настроенных элементов подвергаются лесозаготовки, причем нередко эти элементы целиком и полностью поддерживают заграничную клевету о "принудительном
127
труде..." Сущность антиколхозных настроений по-прежнему сводится к попыткам дискредитировать и опорочить новые, социалистические формы ведения сельского хозяйства». Как и всегда, выводы подтверждались примерами конкретных высказываний: «Колхозы — это барщина, сам не вступлю и другим не советую...» (красноармеец, середняк-единоличник); «Середняка продолжают раскулачивать, в колхоз гонят насильно...» (краснофлотец, середняк-единоличник); «Бедняки-лодыри, они не умеют работать и из-за нежелания трудиться идут в колхозы...» (красноармеец, середняк-единоличник); «Сплошная коллективизация не улучшает моего положения и положения моей семьи. Раньше жили с кулаками, но лучше...»; «В колхоз не пойду потому, что там нет порядка... Колхозные поля зарастают бурьяном... В колхозах плохая организация труда... Колхозники — голы и босы, ходят как нищие... Только на бумаге имеются хорошие колхозы»89.
Работа политорганов армии в первой половине 1931 г. была нацелена на организацию политико-воспитательной работы вокруг весенней посевной кампании и вступления красноармейцев-единоналичников в колхозы. Результаты этой работы, как отмечалось в цитируемой нами сводке ПУ РККА, «вызвала значительное усиление здорового влияния казармы на селе». Среди форм политической агитации наибольшее распространение получили индивидуальные и групповые письма красноармейцев родным, в сельсоветы и колхозы с разъяснением задач весенней посевной кампании, призывающие к выполнению планов сева и вступлению в колхозы. Особое внимание было уделено агитации среди середняков, в том числе и среди красноармейцев. Приводимые примеры высказываний этой категории красноармейцев говорили о том, что процесс «вовлечения красноармейцев в колхозы недопустимо слаб». В сводке отмечалось: «В этих частях вступившие за последнее время в колхозы насчитываются единицами; чрезвычайно низок удельный вес колхозников среди старослужащих; темпы коллективизации переменников отстают от темпов колхозного прилива в районах комплектования; есть немало коммунистов и комсомольцев-крестьян, не вступивших еще в колхозы»90.
Несмотря на имеющиеся недочеты, политорганы сообщали о «значительных результатах влияния казармы на деревню». Наряду с массовой посылкой писем получили распространение и другие формы влияния на деревню: выезд на места красноармейских бригад по вербовке новых колхозников, организация земляческих групп по подготовке своих родных к вступлению в колхозы, заключение соц. соревнования с селами на лучшее выполнение плана посевной кампании.
Однако деревня продолжала рассматривать армию как свою защитницу и писала своим сыновьям о трудностях повседневной жизни: «У нас здесь совершенно нет выхода, сено забрали, солому, семена тоже забирают, одним словом, что попало на глаза, то и забирают. Сейчас
128
крестьян гонят на лесозаготовки, гонят всех до одного без пощады. Трудно жить на белом свете. Скоро все подохнем. Больше я не могу терпеть и писать, голова разбита, не знаю, куда деваться. Зачем нас обобрали кругом? Теперь осталось только взять лошадь и корову...»; «Забирают последнюю корову...»; «Мясозаготовку проводят неправильно. У нас нет коровы, а заставляют платить за нее...»; «С нас требуют 130 пудов хлеба...»; «Имущество описано и подлежит продаже...»91. Подобные письма, телеграммы и разговоры приезжающих родных и односельчан оказывали отрицательное воздействие на красноармейцев, проявлявшееся в усилении «демобилизационных настроений», а также в проявлении апатии к службе и работе, в недоверии и огульном обвинении местных властей.
Вывод, заключающий цитируемую сводку, сводился к следующему — отдельные «отрицательные политические настроения красноармейцев отражают процессы классовой борьбы, происходящей в стране». Усиление этих настроений происходит в зависимости от «переживаемых трудностей»92. Этот вывод, сделанный политорганами армии в мае 1931 г., был правомерен не только для одного года, но и для остальных предыдущих лет, несмотря на то, какие бы положительные примеры (их было тоже немало) не приводились в сводках ПУ РККА и ОГПУ. Впереди был 1932 г., принесший голод и новый взрыв недовольства не только в Красной армии, но и стране в целом.
Подводя итог обзору КН в армии, позволим сделать тоже несколько выводов.
Первый вывод — КН в армии, возникнув как отклик на изменения политики партии в деревне, на протяжении всего рассматриваемого периода не утихали, несмотря на заверения политорганов. В основе этих настроений лежала позиция крестьян-красноармейцев, которые либо поддерживали, либо не поддерживали мероприятия партии в отношении деревни. Сущность КН составляли вопросы, являющиеся основными для жизнедеятельности деревни. Это были вопросы — проведения и размеров ХЗ; изменения товарных отношений на рынке, в частности по продаже хлеба; повышения цен на хлеб; трудностей со снабжением деревни промышленными товарами; порядка и размеров с/х налога и самообложения. С развертыванием колхозного строительства и проведением массового раскулачивания к ним добавились вопросы «перегибов» при осуществлении этих мероприятий. Все перечисленные вопросы были актуальны как для «крестьянских настроений», так и пришедшим им на смену «кулацким настроениям». Напомним, что эта перемена в названии произошла в тот период, когда начался процесс массового раскулачивания, т. е. активизации борьбы с кулаком. Поэтому правомерно сделать вывод о том, что тот водораздел, который проводили политорганы в отношении «крестьянских» и «кулацких» настроений, навряд ли обоснован. Изменения названия «настроений»
129
можно рассматривать как очередной камуфляж, примененный соответствующими органами в угоду политической ситуации в стране.
Второй вывод, который можно сделать на основании проведенного исследования заключается в том, что субъектом носителем КН являлся прежде всего крестьянин-красноармеец в целом. В эту общую категорию могли входить все три социальные группы крестьян, проходящие службу в армии (крестьяне-бедняки, крестьяне-середняки и крестьяне-кулаки). В зависимости от периода роль каждой из социальных групп могла либо усиливаться, либо понижаться. Постоянными составляющими «настроений» были зажиточные крестьяне (кулаки), те из них, кому удалось преодолеть ограничения по линии тылового ополчения и которые всегда резко и негативно относились к действиям властей, составляя им стойкую оппозицию. Переменным составляющим «настроений» являлись остальные две группы — красноармейцы-середняки и красноармейцы-бедняки. Последние в большинстве своем всегда поддерживали «новый курс» власти в деревне. Их позиция не могла существенно влиять на КН в армии, за исключением начального этапа «нового курса», когда методы «чрезвычайности» обострили до предела ситуацию в деревне и соответственно настроения всех слоев деревне. В связи с этим правомерно предположить, что колебания в настроении армии определялись в большинстве своем позицией красноармейцев-середняков. Ситуация, сложившаяся в конце 20-х гг. сравнима со временем Гражданской войны, когда от позиции середняка зависела судьба всей власти.
Наконец, третий вывод, вытекающий из нашего исследования. Общая стабилизация настроений в армии, наблюдающаяся по сводкам с конца 1929 г., имела в своей основе несколько причин. Безусловно, что важнейшей из них являлась политическая и агитационная работа с красноармейскими массами, особенно колеблющимися. Однако нельзя также забывать и о «карательной» кампании, проводившейся внутри армии и нацеленной на изъятие из ее рядов «социально чуждых элементов». Наряду с чисткой армейских рядов происходила чистка и внутри деревенского общества. Наиболее активное и недовольное политикой партии крестьянство высылалось из деревни, молодежь призывного возраста подлежала контролю в отношении социального состава со стороны призывных комиссий. Необходимо помнить, что на защите интересов армии стояла вдобавок система тылового ополчения. Таким образом, «просочиться» (через призыв или сборы) в армейские ряды «социально чуждым элементам» становилось все труднее, а со временем и невозможно.
Другим важнейшим фактором, влияющим на стабилизацию настроений в армии, являлось активное вовлечение армии в процесс социалистического строительства в деревне через организацию красноармейских колхозов и систему курсов для подготовки колхозных кадров.
130
Возвращающиеся из Красной армии демобилизованные красноармейцы, получившие армейскую политическую закалку, в основной массе своей становились опорой власти в деревне. Более того, приобретенные ими организационные и хозяйственные навыки на армейских курсах делали их центральными фигурами в новых колхозах и совхозах.
Проведенная агитационная, воспитательная и организационная работа в течение 1928-1931 гг. позволила ПУ РККА доложить в декабре 1932 г. в ЦК ВКП(б), что «подавляющая масса начсостава и красноармейцев сплочена вокруг генеральной линии партии и активно поддерживает политику партии»93. В подтверждение этого вывода приводились цифры «громадной тяги красноармейцев и начсостава в партию и комсомол» за 1-е полугодие 1932 г. — 136596 заявлений в партию и 107265 заявлений в комсомол, что на 54,6 % и 34,5 % превышало соответствующие показатели за 1-е полугодие 1931 г. Наряду с этим отмечалось, что «вопрос об отрицательном влиянии на настроения красноармейцев тех перегибов, нарушений революционной законности в отношении семей красноармейцев, бюрократической практики в работе местных организаций, который потребовал специальных решений ЦК и СНК, — сейчас еще не снят»94. Однако деятельность армейских политорганов и военного командования, нацеленная на повседневную проверку и работу с письмами и жалобами красноармейцев, давала свои эффективные результаты, и — главные из них — армия в целом оставалась лояльной к власти.
Глава 4
КРАСНАЯ АРМИЯ НА «ВНУТРЕННЕМ ФРОНТЕ»
§ 1. Начало «великого перелома»
Известно, что 1930 г. начался с решений партии о развертывании сплошной коллективизации и ликвидации кулачества как класса. Этим решениям, изменившим коренным образом политическую ситуацию в стране, предшествовала статья И. В. Сталина «Год великого перелома», опубликованная в ноябре 1929 г. Принятые Политбюро ЦК ВКП(б) постановления от 5 и 30 января 1930 г. определяли характер и сроки проведения сплошной коллективизации и раскулачивания не только на ближайшую перспективу, но и в последующий период. В настоящее время опубликованы как тексты этих постановлений, так и документы, показывающие процесс их обсуждения и принятия1. В исследованиях последних лет подробно описаны события, предшествующие принятию этих постановлений, и ход их выполнения.
Основные положения постановления от 5 января 1930 г. сводились к следующему. Партия «в своей практической работе от политики ограничения эксплуататорских тенденций кулачества перешла к политике ликвидации кулачества как класса». Намеченные пятилетним планом развития народного хозяйства сроки и объемы коллективизации были изменены — запланированные на пять лет 20 % посевной площади были заменены «на огромное большинство крестьянских хозяйств». Сроки окончания коллективизации были передвинуты на осень 1930 г., правда, допускалось некоторое послабление — «во всяком случае, весной 1931 г.». В понятие «большинства крестьянских хозяйств» были отнесены такие важнейшие зерновые районы, как Нижняя Волга, Средняя Волга и Северный Кавказ. Последний пункт постановления указывал: «11. ЦК ВКП(б) подчеркивает необходимость решительной борьбы со всякими попытками сдерживать развитие коллективного движения из-за недостатка тракторов и сложных машин. Вместе с тем ЦК со всей серьезностью предостерегает парторганизации против какого бы то ни было "декретирования" сверху колхозного движения, могущего создать опасность подмены действительно социалистического соревнования по организации колхозов игрой в коллективизацию»2.
132
Опубликованные документы показывают, что начавшаяся уже после решений ноябрьского пленума ЦК ВКП(б) 1929 г. гонка по вовлечению крестьян в колхозы со стороны местных органов власти с еще большим размахом продолжилась после принятия январского постановления. Уже 5 января 1930 г. ИНФО ОГПУ подготовил справку об административном произволе в связи со сплошной коллективизацией в ЦЧО3. Там за 10 дней коллективизация хозяйств возросла с 26 до 82,4 %4. Эти примеры были не единичными.
Одновременно с форсированием коллективизации началась борьба с кулаком, которая преследовала цель ликвидации его как класса. Хотя в утвержденном 5 января варианте постановления Политбюро ЦК ВКП(б) ни слова не было сказано о формах и методах борьбы с кулачеством, в проекте постановления этому вопросу внимание все же было уделено. В представленном комиссией Я. А. Яковлева проекте предлагалось: «Кулака в колхозы не пускать, применяя в отношении его в районах сплошной коллективизации, в соответствии с решениями объединяющихся в коллективы бедняков и середняков и местных съездов советов, конфискацию кулацких средств производства с передачей их в неделимые фонды колхозов, отвод кулакам отдаленных и худших земель, выселение из районов злостно-кулацких элементов и т. п.» (пункт З)5. Сразу же после опубликования решений Политбюро от 5 января продолжилась работа по подготовке постановления «по кулачеству». Уже 11 января 1930 г. председатель ОГПУ Г. Г. Ягода обратился к руководящим работникам своего ведомства с предложением разработать репрессивно-административные меры в отношении кулачества. В записке, адресованной Евдокимову, Мессингу, Прокофьеву, Благонравову и Бокию, говорилось:
«Вопрос о кулаке сейчас стоит настолько актуально при том обостренном положении (классовая борьба при реконструкции сельского хозяйства) в деревне, что необходимо немедленно наметить целый ряд мер в отношении сплошной очистки деревни от кулацкого элемента.
Кулак как класс должен быть уничтожен. При сплошной коллективизации деревни, где кулаки выкидываются из коллектива, с другой стороны, он (кулак) великолепно понимает, что при коллективизации деревни он должен погибнуть, тем ожесточеннее, тем яростнее он будет оказывать сопротивление, что мы и видим сейчас на селе. От повстанческих заговоров, от контрреволюционных кулацких организаций до поджогов, терактов включительно. Они будут и уже жгут хлеб, колхозы, они уже убивают активистов и представителей власти. Если мы быстрым, решительным ударом, как во время хлебозаготовок, не нанесем удара, мы к моменту весенней посевной кампании будем иметь ряд сплошных восстаний и срыв кампании. Нам необходимо до марта-апреля расправиться с кулаком и раз навсегда сломать ему хребет. Меры помимо экономических, которые мы также должны наметить
133
(какие), в первую очередь необходимо разработать меры репрессивно-административного характера, как то: СОУ должно разработать области, откуда немедленно надо выселить, арестовать, заключить в лагерь кулачье. Подход такой: 1) особо злостных — в лагерь, семья выселяется, 2) кулак, ведущий антисоветскую агитацию, — на поселение и т. д. Это примерно. Важно учесть количество с семьями и места ссылки, районы Крайнего Севера и пустынные места Казахстана и других районов. Необходимо наметить их.
Прошу Вас к 14 января дать мне беглый материал: 1. Сколько всего арестовано за 6 месяцев, т. е. с начала хлебозаготовок, по всем линиям. 2. Какие наиболее опасные в смысле активности районы (т. е. откуда в первую очередь надо изымать). 3. Сколько и каких организаций нами ликвидировано за этот отрезок времени или за год. 4. Тов. Бокий, прошу дать: 1) сколько человек можно принять в существующие лагеря; 2) где можно открыть новые (кроме острова Вайгач) лагеря; 3) нельзя ли организовать не тип лагеря, а организованное поселение, где можно добровольно их (кулаков) организовать на работах, без охраны, давая первое время продовольствие и одежду. Используя их не только для разработки природных богатств, но и с/х работы — запашка земли и т. д.
Надо подойти к вопросу использования со всех сторон, подсчитав примерно сумму денег как на переселение, так и на организацию лагерей. В первую очередь надо расширить уже имеющиеся до предела, потом открытие новых, и организация и использование труда ссыльных с семьями. Как правило, все кулаки выселяются с семьями.
Прошу каждого обдумать целый ряд мероприятий на эту операцию. Завтра часов в 12 прошу зайти ко мне для обсуждения настоящего вопроса. Записку прошу никому и никуда не передавать. Г. Ягода»6.
Через два дня, 13 января, зам. председателя ГПУ Украины К. М. Карлсон направил Е. Г. Евдокимову докладную записку с практическими предложениями, в том числе проводить выселение кулачества в несколько очередей. При этом он обращал внимания своего руководства на «большие трудности», которые необходимо предусмотреть — «малочисленность периферийного аппарата ГПУ, отсутствие в ряде мест необходимой вооруженной силы, заминки с транспортом, отсутствие необходимых пересыльных пунктов» и др.7 Но не только ОГПУ было озадачено вопросом ликвидации кулака как класса. Ему в помощь, а скорее всего для руководства, 15 января была организована Политбюро ЦК ВКП(б) комиссия под руководством В. М. Молотова «по выработке мер в отношении кулачества»8. Через две недели работы комиссия представила свой вариант проекта постановления «по кулаку», которое легло в основу печально известного решения.
На сегодняшний день опубликованы не только текст постановления Политбюро ЦК ВКП(б) от 30 января 1930 г. «О мероприятиях по ликвидации кулацких хозяйств в районах сплошной коллективизации»9,
134
но и материалы комиссий и подкомиссий, занимающихся его разработкой, в том числе различные варианты проектов. Таким образом, исследователи получили возможность узнать, как проходило обсуждение и принятие окончательного варианта этого текста постановления.
Опубликованные в 2-м томе серийного издания «Трагедия советской деревни» документы показывают, как менялись итоговые цифры подлежащих выселению кулаков и их семей, а также разнарядки по регионам. Зачастую инициаторами их повышения были представители местной власти, предлагавшие ускорить темпы коллективизации и увеличить число раскулаченных. Приведем несколько примеров таких инициатив, ставших известными благодаря документальному изданию «Трагедия советской деревни»: 18 декабря 1929 г. — секретарь Тамбовского окружкома ВКП(б) О. Т. Галустян обратился с просьбой к Я. А. Яковлеву — включить округ в число округов сплошной коллективизации10; 21 декабря 1929 г. секретарь ВКП(б) Средне-Волжского крайкома М. М. Хатаевич, выступая на бюро крайкома, говорил: «Задача, поставленная пленумом крайкома о том, чтобы на 50 % охватить колхозами все крестьянство нашего края к 1 мая, очевидно, будет не только выполнена, но и перевыполнена. Ясно, что мы никаким образом не должны сдерживать того стремления к коллективизации, какое выявилось в нашей деревне»11. Напомним, что именно партийные функционеры СВКрая предложили один из округов Нижней Волги объявить образцовым показательным округом сплошной коллективизации12 — таким округом стала Автономная Республика Немцев Поволжья13. После принятия постановления от 5 января 1930 г. местные органы активно принялись осуществлять данные сверху указания. Однако внимание их все больше и больше нацеливалось не на коллективизацию, а на раскулачивание и ликвидацию кулачества. Так, например, 8 января 1930 г. бюро Северо-Кавказского крайкома ВКП(б) приняло постановление о выселении 20 тыс. кулацких хозяйств14.
Размах местных инициатив заставил И. В. Сталина написать личную директиву об опасности увлечения раскулачиванием в ущерб коллективизации, в которой указывал приоритеты. 30 января 1930 г. шифром на места была передана директива за его подписью:
«С мест получаются сведения, говорящие о том, что организации в ряде районов бросили дело коллективизации и сосредоточили свои усилия на раскулачивании. ЦК разъясняет, что такая политика в корне неправильна. ЦК указывает, что политика партии состоит не в голом раскулачивании, а в развитии колхозного движения, результатом и частью которого является раскулачивание. ЦК требует, чтобы раскулачивание не проводилось вне связи с ростом колхозного движения, чтобы центр тяжести был перенесен на строительство новых колхозов, опирающееся на действительно массовое движение бедноты и середняков. ЦК напоминает, что только такая установка обеспечивает правиль
135
ное проведение политики партии. Секретарь ЦК ВКП(б) И. Сталин. № 1/с-ПЗш»15.
Обратим внимание на дату директивы — 30 января. В этот же день Политбюро ЦК ВКП(б) приняло известное постановление «О мероприятиях по ликвидации кулацких хозяйств в районах сплошной коллективизации». Сталин в очередной раз показал себя мастером демагогии. С одной стороны — он поучал местных руководителей и указывал на «центр тяжести», обеспечивающий «правильное проведение политики партии». С другой — инициировал принятие постановления, определившее масштабы и сроки выселения более чем 100 тыс. крестьянских семей. Эти два противоречащих друг другу документа были отправлены на места для неуклонного исполнения с разницей в один-два дня.
Основные положения постановления Политбюро от 30 января 1930 г. сводились к следующему. Подлежащие выселению кулаки распределялись на три категории, каждая из которых отличалась от другой мерой наказания — заключение в концлагеря (1-я категория), высылка в отдаленные местности СССР (2-я категория), расселение на новых землях за пределами колхозных участков (3-я категория), но в пределах района проживания (пункт 3). Кроме того, в районах сплошной коллективизации отменялось действие Закона об аренде земли и применении наемного труда в сельском хозяйстве (пункт 1), а также подлежали конфискации у кулаков средства производства, скот, хозяйственные и жилые постройки, предприятия по переработке, кормовые и семенные запасы (пункт 2). Обращает на себя внимание оговорка в отношении хозяйств, где членами семей были красноармейцы.
В пункте 4 (раздел I) постановления, определяющем количество ликвидируемых по каждой из трех категорий кулацких хозяйств, говорилось: «Выселению и конфискации имущества не подлежат семьи красноармейцев и командного состава РККА. В отношении же кулаков, члены семей которых длительное время работают на фабриках и заводах, должен быть проявлен особо осторожный подход с выяснением положения соответствующих лиц не только в деревне, но и у соответствующих заводских организаций»16.
Согласно постановлению проведение оперативных действий по конфискации имущества и выселению кулаков было возложено на местные органы власти и ОГПУ. При этом из промышленных областей в помощь местным парторганизациям подлежало мобилизации на 4 месяца 2 500 партийцев, которые должны были к 20 февраля уже прибыть на места (пункт 1 раздела IV «Особые постановления»). В свою очередь, ОГПУ было разрешено передоверить свои полномочия по внесудебному рассмотрению дел полномочным представительствам ОГПУ (ПП ОГПУ) в областях совместно с представителями крайкомов ВКП(б) и прокуратуры (пункт 2). Размах предстоящих практических
136
действий потребовал увеличить штаты ОГПУ на 800 человек, а состав войск ОГПУ — на 1 ООО штыков и сабель. РВС СССР вменялось передать ОГПУ соответствующее количество личного состава (пункт 3).
Опубликованные документы показывают масштаб подготовительной организационной работы, проводившейся по линии ОГПУ в течение января 1930 г., нацеленной на реализацию практических мероприятий по конфискации имущества и выселению кулачества. Отметим, что все действия ОГПУ предпринимались до утверждения Политбюро решений «по кулачеству». Так, например, 18 января ОГПУ отдало директивы: а) всем ПП о приведении местных органов ОГПУ в состояние мобилизационной готовности в связи с предстоящим выселением кулаков; б) о создании при ПП ОГПУ оперативных групп и разработке конкретных планов выселения кулаков; 23 января — директива о подготовительных мероприятиях по выселению «кулацко-белогвардейского элемента» из районов сплошной коллективизации; 24 января — председатель ОГПУ Г. Г. Ягода обращается с запиской к руководящим работникам управления об усилении вмешательства центральных органов ОГПУ в проведении раскулачивания; 25 января — директива ОГПУ о принятии мер по организационному раскулачиванию и выселению кулаков. Последняя директива была вызвана необходимостью упорядочить начавшееся на местах стихийное выселение кулаков и изъятие их имущества. Обращаясь к своим региональным представительствам, центральное руководство требовало от них «ускорить присылку плана выселения со всеми расчетами и картой». Одновременно ПП ОГПУ напоминалось: «Обязательно строго проверить, чтобы в число выселяемых кулацких семейств не попали семьи, которых дети служат в Красной Армии»17.
2 февраля 1930 г. был издан приказ ОГПУ № 44/21, завершивший подготовительный этап и определивший порядок и сроки проведения первоочередных операций по кулачеству. Во-первых, мероприятия ОГПУ должны были сводиться к двум основным направлениям: 1) немедленная ликвидация контрреволюционного кулацкого актива, относящегося к группе 1-й категории; 2) массовое выселение наиболее богатых кулаков и их семейств, относящихся к группе 2-й категории, в отдаленные северные районы СССР и конфискация их имущества.
Во-вторых, в приказе ОГПУ по каждой из выделенных категорий были определены количественные показатели выселяемых семей и последовательность проведения оперативных мероприятий по регионам и районам страны. В первую очередь подлежали выселению: УССР (30-35 тыс. семей), Северный Кавказ и Дагестан (20 тыс. семей), Средне-Волжском край (8-10 тыс. семей), ЦЧО (10-15 тыс. семей), Нижне-Волжский край (10-12 тыс. семей), Белоруссия (6-7 тыс. семей), Сибирь (25 тыс. семей), Урал (10-15 тыс. семей), Казахстан (10-15 тыс. семей). Обращает на себя внимание, что за основу количе
137
ственных показателей была взята семья, а не численность людей. Это означало, что выселению подлежало по крайней мере в три раза больше людей, так как минимальная семья состояла из трех человек.
В-третьих, в приказе определялись сроки начала проведения операций по регионам — по СКК, СВК, НВК — 10 февраля; по УССР, ЦЧО — 15 февраля; по Белоруссии — 1 марта. Указанным ПП ОГПУ предписывалось представить не позднее 7 февраля на утверждение окончательно и подробно разработанные планы операций.
Наконец, приказ ОГПУ определил порядок руководства и проведения операций на местах. Рассмотрение дел на лиц, проходящих по 1-й категории, возлагалось на тройки, в которые должны были входить представители от ПП ОГПУ, крайкома ВКП(б) и прокуратуры; состав троек утверждался коллегией ОГПУ. Руководство операциями по выселению кулаков и их семейств, относящихся ко 2-й категории, возлагалось на оперативные тройки (в районах — оперативные группы), которые организовывались распоряжением ПП ОГПУ; во главе их стояли руководители ПП ОГПУ (в округах и областях — начальники отделов ОГПУ). Проведение оперативных действий возлагалось на ПП ОГПУ. Им предписывалось «на случай возможных осложнений» организовывать при ПП ОГПУ «чекистско-военный резерв», в «районах наиболее угрожаемых» — маневренные группы из частей ОГПУ, которые должны были находиться в распоряжении окротделов ОГПУ. Отдельно в приказе оговаривалась степень участия Красной армии: «Части Красной Армии к операции ни в коем случае не привлекать. Использование их допускать только в крайних случаях, при возникновении восстания, по согласованию с краевыми организациями и РВС. ПП ОГПУ организовать там, где недостаточно частей войск ОГПУ, в скрытом виде войсковые группы из надежных, профильтрованных особорганами ОГПУ частей Красной Армии»18.
Основные положения приказа ОГПУ от 2 февраля были подтверждены соответствующими законодательными актами СНК СССР и Наркомата юстиции РСФСР — 3 февраля были приняты постановление СНК СССР о мероприятиях по реализации постановления ЦК ВКП(б) от 30 января 1930 г. и циркуляр НКЮста РСФСР всем краевым и областным прокурорам и НКЮ автономных республик о мероприятиях по подавлению сопротивления кулачества. Вслед за ними 4 февраля ЦИК СССР утвердил подготовленное СНК СССР постановление о предоставлении ОГПУ права передоверять свои полномочия ПП ОГПУ по внесудебному рассмотрению дел в связи с раскулачиванием19.
Таким образом, Красная армия не была включена в состав исполнителей этой политической кампании. Более того, она была выведена из-под удара ее карающего меча. Предусмотренная в особом разделе постановления от 30 января 1930 г. оговорка запрещала раскулачивать семьи красноармейцев и комсостава. Исполнение карательных акций
138
было возложено на органы ОГПУ с привлечением войск ОГПУ. Правда, все же предусматривались ситуации возможного использования частей Красной армии, но не регулярных, а специально подготовленных, профильтрованных войсковых групп и только «в скрытом виде». Последнее свидетельствует о том, что власти не могли отказаться от услуг армии окончательно.
Обращает на себя внимание, что при обсуждении вопросов «по кулачеству» среди членов комиссии и подкомиссий, готовивших данное постановление, нет имени К. Е. Ворошилова. Может ли этот факт означать, что военное ведомство не участвовало ни в дискуссиях, ни в практической реализации решений Политбюро? Среди опубликованных документов мы не находим прямого участия наркома в принимаемых решениях. Однако наличие в них оговорок, касающихся Красной армии, говорит о том, что военное руководство было в курсе принимаемых решений, хотя бы потому, что К. Е. Ворошилов являлся членом Политбюро.
Пока еще не выявлены архивные документы, показывающие степень участия К. Е. Ворошилова в принятии соответствующих пунктов, касающихся Красной армии, включенных в тексты постановлений Политбюро ЦК ВКП(б) от 5 и 30 января 1930 г. Исследования последних лет говорят о том, что дискуссия по ним была и непосредственное участие в ней нарком принимал. Даже при отсутствии документальных подтверждений можно быть уверенным в том, что К. Е. Ворошилов отстаивал интересы своего ведомства. Зная ситуацию в армии — как ее политико-моральное состояние, так и степень боеготовности, нарком не мог не понимать, что массовое вовлечение армии в борьбу с народом могло повлечь за собой дестабилизацию армейских рядов. Волна «крестьянских настроений» в армии, поднявшаяся в связи с усилением хлебозаготовок и потребовавшая мобилизации усилий не только армейских политорганов, но и всего военного аппарата управления, еще не ушла в прошлое, а оставалась реальной угрозой.
Любопытен следующий факт. Весной 1930 г. на X конференции Бауманского РК ВКП(б) г. Москвы В. В. Куйбышев в своем заключительном выступлении обратил внимание присутствующих на слухи, которые «гуляли» среди коммунистов: «Кстати о разговорчиках и о шушукании. Одним из ярких примеров подобного рода может служить заданный мне письменно такой вопрос: "Правда ли, что Сталин ранил Ворошилова?". На многих собраниях задавали обратный вопрос, "Правда ли, что Ворошилов ранил Сталина?"»20. Назвав «все это» «сплошной и гнусной антипартийной клеветой, которая распространяется заведомыми врагами партии», Куйбышев вынужден был признать, что «подобного рода слухи» «усиленно муссируются», и не где-нибудь, а в Промакадемии. При этом он задал в зал вопрос: «Вы от меня, конечно, не будете ждать опровержения этих "фактов"». Даль
139
нейший ответ на него показал, что слух этот имел длинные корни и достаточно большую аудиторию: «И когда взялись проверить, откуда идут эти слухи, кто их пускает, то оказалось, что эти слухи пущены и гуляют довольно давно, что не один коммунист знал об этом слушке, но только одному из них пришла правильная мысль сообщить об этом в ЦК и ЦКК». В заключение Куйбышев сказал: «Я остановился на этом вопросе потому, что он из простой уголовщины становится политическим явлением». Политическая составляющая этого слуха заключалась в том, что не только коммунисты передавали его друг другу. Этот слух был зафиксирован в сводках и донесениях армейских политорганов. Так, например, в донесении ПУ МВО о событиях в Глуш-ковском районе в марте 1930 г., где переменный состав принял «самое активное» участие в крестьянских волнениях, сообщалось о «бешеной агитации» кулаков. Среди приведенных «кулацких провокаций» был и слух — «Ворошилов убил Сталина»21. Известно, что слухи в рассматриваемый нами период зачастую имели не только конкретного автора, но и целенаправленный характер. На сегодняшний день у нас нет ответа на вопрос — кто же автор этого слуха. Однако его популярность говорит о том, что образ Ворошилова, «стреляющего в Сталина», ассоциировался с защитником, борющимся со злой силой. Возможно, что этот слух, разлетевшийся по всей стране, стал отражением не только сложных партийных отношений между руководителями страны, но и надежд простого народа на избавление от зла.
После принятия январских постановлений Политбюро гиперактивность захлестнула всю страну, начиная от партийных и государственных функционеров в регионах и заканчивая деревенскими активистами на местах. Крестьянство отреагировало на это ростом выступлений, число которых за февраль 1930 г. увеличилось более чем в два раза, достигнув 1048 против 400 в январе22. Политбюро было достаточно осведомлено обо всем, что происходило в деревне. Опубликованные во 2-м томе издания «Трагедия советской деревни» документы подтверждают это. Информация о ходе выполнения принятых постановлений партии шла из различных органов — сводки, справки и обзоры ОГПУ, донесения ПП ОГПУ, сводки Секретариата СНК СССР и Колхозцентра, сведения Наркомзема РСФСР, доклады региональных партийных руководителей, доклады и политдонесения командования военных округов. Тем не менее до конца февраля не принималось никаких практических мер, чтобы ввести в рамки разумного процесс коллективизации и раскулачивания.
2 марта 1930 г. в центральной прессе была опубликована статья И. В. Сталина «Головокружение от успехов», написанная по поручению Политбюро ЦК ВКП(б) от 28 февраля23. Первым, кто откликнулся на соответствующее решение Политбюро, было ОГПУ. В директиве руководства ОГПУ, разосланной 1 марта 1930 г. всем полномочным
140
представителям на места, требовалось принять меры по ликвидации перегибов в раскулачивании и обратить внимание на «столь безобразное и абсолютно недопустимое явление»24. Вслед за этим руководство ОГПУ отдало целый ряд распоряжений, относящихся к перегибам по вопросам переселения раскулаченных семей25.
10 марта 1930 г. ЦК ВКП(б) принял постановление, закрепляющее основные положения статьи Сталина26. При утверждении текста постановления на заседании Политбюро ЦК ВКП(б) было принято решение: «Разослать постановление всем национальным ЦК, краевым и областным комитетам, секретарям окружных комитетов с обязательством снять копии и разослать секретарям районных комитетов. Считать необходимым ознакомление с постановлением членов правлений Кол-хозцентра СССР, полпредов ГПУ, прокуроров, членов республиканских совнаркомов. В печати постановление не опубликовывать. Предложить президиумам ЦИК союзных республик выслушивать жалобы по религиозным делам и исправлять допущенные искривления и перегибы»27. 15 марта это постановление ЦК было опубликовано в газете «Правда»28. Предпринятое Центром отступление изменило направление работы местных органов, которые активно стали отчитываться перед центральными органами о перегибах. Однако это не смогло в корне изменить ситуацию в деревне — количество крестьянских выступлений за март, по данным ОГПУ, составило 6528 тысяч29, намного превысив февральские показатели. Впереди была посевная, и власть понимала, что необходимо в корне переломить настроения крестьянства.
Через месяц после первой статьи И. В. Сталин вновь обращается к возможностям печати, способной быстро довести до масс «решения» и «ошибки» органов власти. 3 апреля 1930 г. была опубликована новая статья И. В. Сталина «Ответ товарищам колхозникам», построенная в форме вопросов, якобы полученных Сталиным, и десяти ответов на них. В статье осуждался «неправильный подход к середняку», указывалось на ошибки колхозного движения (нарушение добровольности, «ленинского принципа учета разнообразия условий в различных районах СССР применительно к колхозному строительству»; «перескакивание» через артель к коммуне). В качестве причины этих ошибок Сталин вновь указал на «головокружение от успехов», возложив вину на местных работников и «отдельных членов ЦК». Указав на невозможность «отступления» в колхозном строительстве, Сталин подчеркнул, что главной продолжает оставаться «правая опасность». Говоря о кулаках — «пауках и кровопийцах», Сталин объяснил возможность проведения успешной политики ликвидации кулачества как класса тем, что колхозное и совхозное производство теперь сможет компенсировать производственные потери в результате ликвидации кулачества30. Одновременно 2 апреля 1930 г. ЦК ВКП(б) принял закрытое письмо «О задачах колхозного движения в связи с борьбой с искривлениями
141
партийной линии»31. Осуждая действия на местах, ЦК требовал от партийных организаций положить этому конец — «с таким положением партия не может мириться», указывалось в постановлении32. Прежде всего ЦК требовал прекратить применение методов насилия в отношении середняка и, что крайне важно, призывал «обеспечить перелом в работе парторганизаций в отношении к середняку». Кроме того, «наряду со всемерной поддержкой колхозов» ЦК обязывал «обеспечить на деле содействие единоличникам в посевной кампании»33. Отметим, что принятые ЦК новые установки были законодательно подтверждены и развиты в соответствующих постановлениях правительства и органов государственной власти34.
Ожидаемые со стороны ЦК результаты не заставили себя ждать. Уже 18 апреля ОГПУ доносило об изменении настроений крестьянства. Так, например, в соответствующей сводке по материалам ЦЧО и Северного Кавказа отмечалось «удовлетворение и положительные настроения основной массы середняков и бедняков» в районах Центральной Черноземной области, в частности статьей т. Сталина «Ответ товарищам колхозникам» и постановлениями о льготах. Кроме того, отмечалось также повсеместное уменьшение выходов из колхозов и увеличение числа возвращающихся. В отношении СККрая указывалось: «Постановления ЦК и статьи т. Сталина бедняцко-середняцким населением встречены с большим одобрением. Имеются отдельные рассуждения бедняков, что решения вынесены не в связи с перегибами, а бунтами. Распространено мнение, что постановление ЦК есть новый курс Советской власти, взятый на развитие единоличных хозяйств». Там же указывалось, что «постановления ЦК и крайкома явились неожиданностью для подавляющего большинства работников мест. Выявилась растерянность, идущая по двум линиям: 1) считали популяризацию постановлений нецелесообразной (приведет к ухудшению работы) и поэтому старались решениям придать негласный характер; 2) не знали, что предпринять, и квалифицировали постановления как капитуляцию»35.
«Сталинской демагогией» были названы действия партии по осуждению «перегибов» авторами проекта «Советская деревня глазами ВЧК-ОГПУ-НКВД» во вводной части к 3-му тому, в котором был опубликован основной комплекс информационных материалов ОГПУ за 1930-1931 гг. Насилие над деревней продолжалось. «Тем не менее, — пишут они — динамика массовых выступлений в деревне пошла на убыль: в марте их было 6 528, в апреле — 1 992, в мае — 1 375, в июне — 886. В этом сыграла свою роль и весенняя посевная кампания, приходящаяся в основном на апрель и май, и возвращение значительной части крестьянских хозяйств к самостоятельной обработке земли. Производство основной массы сельскохозяйственной продукции, без которой страна существовать не может, оставалась за семейным хозяй
142
ством. Это понимали и деревня, и власть. Деревня питала надежду на то, что насилие первых месяцев 1930 г. не повторится, что опыт будет учитываться властью. Власть, напротив, лишь сделала паузу на время сельскохозяйственных работ»36.
§ 2. Органы и войска ОГПУ
как вооруженная сила в борьбе с крестьянством
В истории России, особенно первой трети XX в., немало примеров, когда армия как вооруженная сила использовалась властью для наведения общественного порядка внутри страны, и в первую очередь в подавлении крестьянских волнений. Ярчайшие среди них относятся к периоду первой русской революции и годам Гражданской войны, когда власть вынуждена была привлекать армию на «внутреннем фронте», чтобы сохранить свои устои. Особенно актуальным вопрос борьбы с крестьянским движением стоял перед большевистским руководством, которое должно было воевать на два фронта — внешний и внутренний, против так называемых «белых» формирований и крестьянства. Без привлечения армейских частей борьба с крестьянством, недовольным политикой новой власти, навряд ли могла иметь эффективный результат, а следовательно, и победный исход для самой власти.
После окончания Гражданской войны функции подавления восстаний перешли к НКВД РСФСР, в том числе к органам милиции, войскам ВЧК и формированиям ЧОН. Однако размах движения заставил центральную власть вновь обратиться за помощью к армии, внутри которой и были разработаны методы борьбы с массовым повстанчеством. Привлечение вооруженной организованной силы в лице армии позволило преодолеть широко распространившуюся в 1921-1922 гг. волну повстанческого движения. С конца 1922 г. функции поддержания порядка внутри страны вновь перешли в НКВД РСФСР, что и было закреплено приказом РВС Республики 1922 г. за № 456/77 и совместным приказом РВС Республики и ГПУ 1923 г. за № 823/215.
С образованием СССР была проведена реорганизация органов ГПУ. В ноябре 1923 г. было образовано ОГПУ СССР, которое согласно утвержденному ЦИК СССР «Положению об ОГПУ и его органах» стало самостоятельным независимым ведомством от НКВД РСФСР. В связи с этим войска ГПУ вышли из подчинения НКВД РСФСР и вошли в состав ОГПУ СССР. Руководство войсками осуществлял заместитель председателя ОГПУ через штаб войск.
В конце 1926 г. в структуре органов ОГПУ произошли организационные изменения, которые, в свою очередь, отразились на порядке подчинения войск ОГПУ. Приказом ОГПУ от 6 ноября 1926 г. на базе Отдела пограничной охраны и Главной инспекции войск было обра
143
зовано Главное управление пограничной охраны и войск ОГПУ (ГУПО и ВОГПУ). Начальник управления осуществлял руководство пограничной охраной и войсками ОГПУ при полном подчинении (во всех отношениях) внутренних войск председателю ОГПУ. Начальником ГУПО и ВОГПУ в 1926-1929 гг. был 3. В. Кацнельсон, а в последующие годы — С. Г. Вележев и И. А. Воронцов. На местах войска подчинялись: в пограничных округах — начальникам управлений пограничной охраны и войск ОГПУ округов, во внутренних округах — начальникам инспекций войск ОГПУ округа, края, области. Командующим войсками ОГПУ округа, края, области являлся полномочный представитель ОГПУ (ПП ОГПУ)37. Таким образом, к концу 1926 г. была создана единая система органов и войск ОГПУ, нацеленная на тесное взаимодействие между руководящим и исполнительным звеньями.
В середине 1920-х гг. размежевание задач между Красной армией и органами ОГПУ на «внутреннем фронте» было определено приказом РВС СССР от 10 июля 1926 г. № 365/59, подписанным зам. наркома по военным и морским делам И. С. Уншлихтом и зам. председателя ОГПУ Г. Г. Ягодой. Основные положения приказа сводились к следующему: борьба с бандитизмом повсеместно (за исключением Средне-Азиатского военного округа) возлагалась на органы ОГПУ (пункт 1); на части Красной армии соответственно возлагалась только борьба с бандитизмом (басмачеством) на территории Средне-Азиатского военного округа при соответствующем содействии со стороны органов ОГПУ (пункт 2). Как видно, сфера деятельности войск ОГПУ была огромной — практически территория всей страны.
Подготовка властями массовых карательных мероприятий по раскулачиванию крестьянства, естественно, должна была предусмотреть и увеличение численности войск ОГПУ. Напомним, что в постановлении от 30 января 1930 г. предусматривалось увеличение численности войск ОГПУ на 1 ООО штыков и сабель, что и было оформлено постановлением СНК СССР от 3 февраля 1930 г.38 В начале марта 1930 г. было принято решение об увеличении войск еще на 5000 человек. В июле 1930 г. практическое осуществление мероприятий по кулачеству потребовало увеличения численности войск ОГПУ еще на 7 500 человек и пограничной охраны — на 2 500 человек. Все решения по увеличению численности соответствующих войск оформлялись постановлениями Распорядительных заседаний СТО СССР. На сегодняшний день нам известны соответствующие постановления РЗ СТО СССР от 3 февраля, 11 февраля, 15 марта, 30 июля. Последнее постановление предусматривало не только увеличение численности войск, но и конского состава (по пограничным округам — 1500 лошадей, по внутренним округам — 3000 лошадей)39. По данным А. А. Здановича, в августе 1930 г. численность внутренних и пограничных войск ОГПУ была увеличена еще на 6000 человек, а контингент сотрудников ОГПУ — на 3165 человек40.
144
Наряду с общими решениями принимались также решения и по конкретным регионам. Так, например, решением РЗ СТО СССР от 11 февраля 1930 г. численность войск ОГПУ в Казахстане была увеличена с 20 февраля 1930 г. на 200 человек и 200 лошадей. Таким образом, только за 1930 г. численность войск ОГПУ была увеличена почти на 20 тыс. человек, а с учетом пограничной охраны — на 22 тыс. человек.
В исследованиях по истории Внутренних войск годы коллективизации и раскулачивания деревни представлены крайне скупо. Отсутствует информация как о численности этих войск в рассматриваемый нами период, так и о конкретных действиях по подавлению крестьянских выступлений. Автор многих трудов по истории Внутренних войск, В. Ф. Некрасов, пишет, что после окончания Гражданской войны в июне 1922 г. СТО определил численность войск ГПУ (так они назывались в то время) в 50 тыс. человек (против 126300 человек во время войны); позднее их численность была доведена до 56400 человек41. Однако остается неясным — на .какой период времени эта цифра соответствовала действительности. Приходится констатировать, что в работах В. Ф. Некрасова обзор деятельности Внутренних войск в 1920-е — начале 1930 гг. ограничивается только рамками определенных направлений. Это — борьба с бандитизмом на территории Северного Кавказа и Закавказья, с басмачеством — в Средней Азии, а также охрана объектов промышленности и железнодорожных сооружений42.
А. М. Плеханов, автор фундаментального исследования по истории органов безопасности в 1920-е гг., основанного на большом количестве новых архивных материалов, к сожалению, доводит историю войск ВЧК-ОГПУ только до 1928 г.43 Однако он приводит сведения, дополняющие нашу информацию о численности войск ОГПУ. Согласно его данным, с 1 октября 1927 г. численность войск была увеличена на 2 тыс. человек (решение СТО от 20 августа 1927 г.)44 Хотя автор не указывает исходную цифру войск, к которой шла прибавка, все же он приводит интересные показатели динамики роста центрального аппарата ВЧК-ОГПУ за 1922-1927 гг. Из них следует, что численность списочного состава центрального аппарата ОГПУ после сокращения в начале 1920-х гг. вновь начала увеличиваться со второй половины: 1922 г. - 2659 человек, 1923 г.-2 610, 1924 г. - 1 812, 1925 г. - 2359 и состоявших на хозрасчете 489 человек, 1926 г.— 2 527 и на хозрасчете — 494 человек, 1927 г. — 2489 и на хозрасчете — 496 человек45.
Отмечая, что структура и численность органов и войск ОГПУ по существу оставалась неизменной до конца 1928 г., Плеханов указывает на изменения, которые произошли в структуре территориальных органах ОГПУ, прежде всего в ПП ОГПУ. Так, 28 июня 1928 г. приказом Г. Г. Ягоды были сформированы Полномочные Представительства ОГПУ в Нижне-Волжском крае с центром в Саратове, в Центрально-Черноземной области с центром в Воронеже и Средне-Волжской обла
145
сти — с центром в Самаре46. Основанием для этих организационных изменений явились постановления ВЦИК и СНК РСФСР от 14, 21 мая и 11 июня 1928 г. об образовании Нижне-Волжского края, Центрально-Черноземной и Средне-Волжской областей.
А. М. Плеханов приводит также и другую не менее важную информацию об организационных изменениях в органах ОГПУ. В частности, текст записки Г. Г. Ягоды от 29 мая 1928 г., направленной начальникам ряда управлений ОГПУ (Артузову, Воронцову, Кацнельсону и Благонравову): «Вопрос о некоторых наших органах на одной территории стоял и стоит очень остро, необходимо с этим покончить. Не может быть несколько "хозяев" на одну губернию или даже маленького уезда вроде Мерф, где 5 наших органов. Необходимо пересмотреть всю дислокацию, объединить все в одном здании (если можно), лишить права подписи ордеров, если есть нач. губотдела. Все это проработайте и доложите мне. Срок месячный»47. Вопрос был проработан. Приказ ОГПУ, отданный 15 августа 1928 г., устранял этот недостаток, впредь из всех руководителей оперативных органов стал назначаться старший оперативный начальник в каждом из регионов страны. В приказе отмечалось, что наличие на территории губерний (округов) нескольких самостоятельных, не зависимых друг от друга оперативных начальников, приводило «к параллелизму в оперативной работе и общему ослаблению таковой»48.
Изменения в структуре территориальных органов ОГПУ могли происходить по инициативе руководства республиканских ГПУ. Например, в Украине в 1927-1928 гг. в связи с усилением подрывной работы националистических организаций была создана сеть районных уполномоченных ГПУ, которые развернули широкую сеть информаторов в сельских районах из коммунистов, комсомольцев и незаможних крестьян. Опираясь на эту информационную сеть, районные уполномоченные значительно улучшили оповещение окружных исполкомов Советов и республиканского центра о том, что происходит на селе: о политическом положении, противниках власти, нарушениях законности, спекуляции, сделках с землей и др.49
Таким образом, начатое в 1926 г. организационное объединение по линии ОГПУ в единую систему органов управления и исполнения оперативной работы было продолжено в последующие годы.
Политика ликвидации кулачества и его выселения из мест проживания требовала усиления конвойных войск.
Важная информация о реорганизации и численности конвойных войск приводится в юбилейных изданиях, посвященных истории органов МВД России50. С сентября 1922 г. до июня 1924 г. конвойная стража находилась в составе войск ОГПУ. 26 июня 1924 г. СТО принял постановление: «1) Конвойную стражу в составе 17 тыс. человек полностью, передать из ОГПУ в НКВД союзных республик. 2) Обязанности по
146
отношению к конвойной страже в отношениях укомплектования личным составом, снабжения и довольствия возложить на Военвед»51. По согласованию с НКВД союзных республик руководство конвойной стражей на территории всей страны возлагалось на начальника Главного управления мест заключения РСФСР Е. Г. Ширвиндта. Политическое обслуживание конвойной стражи возлагалось на Политическое управление РККА. Однако практика показала несовершенство такого порядка. В целях улучшения оперативного руководства войсками постановлением ЦИК и СНК СССР от 30 октября 1925 г. «О конвойной страже Союза ССР» было создано Центральное управление конвойной стражи СССР, подчиненное непосредственно СНК СССР. Начальник Центрального управления конвойной стражи назначался СНК СССР по согласованному представлению Народных комиссариатов внутренних дел союзных республик. Им стал Е. Г. Ширвиндт. Комплектование конвойной стражи, а также снабжение ее всеми видами довольствия было возложено на органы НКВМ. Была проведена организационная перестройка конвойных команд по принципу РККА (взвод, рота, батальон, полк). Все войска были сведены в две дивизии и шесть отдельных бригад общей численностью 14802 человека52.
Авторы одного из юбилейных изданий пишут: «Ликвидация кулачества, усиление репрессий в 30-х гг. вызвали рост объема задач, связанных с конвоированием по стране значительных масс людей. В связи с этими постановлениями правительства численность конвойных войск сначала была увеличена до 18,5 тыс. человек, а затем до 20 тыс. человек. Все это потребовало приведения названия конвойной стражи в соответствие с ее войсковой организационной структурой. Постановлением ЦИК и СНК СССР от 2 сентября 1930 г. конвойная стража была переименована в конвойные войска СССР, а Центральное управление конвойной стражи — в Центральное управление конвойных войск СССР. К августу 1934 г. в Москве, Харькове, Самаре, Новосибирске имелись конвойные дивизии, а в Ростове, Ленинграде и Ташкенте — отдельные бригады конвойных войск»53.
Таким образом, правомерно сделать следующий вывод. Если сопровождение результатов «операций по кулачеству» потребовало увеличения конвойных войск почти в 1,5 раза, то, скорее всего, во столько же раз, как минимум, требовалось увеличить число исполнителей этих операций. Однако установить точную цифру войск ОГПУ в рассматриваемый период пока не удалось. Как бы там ни было, но увеличение войск на более чем 20 тыс. человек только за один 1930 г. стало существенным подспорьем для проведения операций «по кулачеству».
Столь значительный рост численности войск ОГПУ был проведен за счет возможностей военного ведомства. Напомним, что в постановлении Политбюро от 30 января 1930 г. РВС СССР вменялось в обязанность передать ОГПУ соответствующее количество личного
147
состава (пункт 3). Речь шла о выделении начальствующего и рядового состава, прежде всего из кадровых частей РККА. В служебной записке от 2 февраля 1930 г. (№ 474006) на имя зам. председателя РВС СССР И. С. Уншлихта зам. председателя ОГПУ С. А. Мессинг просил обеспечить выделяемый из РККА личный состав «положенным ему вооружением, снаряжением и обмундированием, а кавалеристов, помимо этого, с лошадьми и полным конским снаряжением». При этом им было точно указано количество необходимого личного состава по категориям и родам войск. Помимо этого руководство ОГПУ обращало внимание военного руководства и на политическую подготовку выделяемого контингента. В той же записке указывалось: «Весь рядовой состав желательно получать из числа призванных в 1928 году индустриальных рабочих, партийную и комсомольскую прослойку довести до 15 % членов ВКП(б) и 50 % членов ВЛКСМ»54. Естественно, в противном случае идеологическая устойчивость войск могла отразиться на итоговых результатах.
Обратим внимание — власть использовала и другие способы, позволяющие поддерживать боеспособность войск ОГПУ. Так, например, в марте 1930 г. согласно постановлению РЗ СТО СССР увольнение старослужащих красноармейцев призыва 1927 г. из частей пограничной охраны ГПУ УССР, БССР и Закавказья было задержано до 1 июля 1930 г.55 Эти меры позволили увеличить численность войск на 5000 человек56, когда накал крестьянских выступлений был крайне высок.
Важно отметить, что на сегодняшний день опубликован значительный комплекс распорядительных и информационных документов органов ОГПУ, позволяющих воссоздать степень участия и масштаб практических действий, проводившихся силами ОГПУ при осуществлении политики сплошной коллективизации и ликвидации кулачества как класса. Мы вновь адресуем читателя к уникальным по значимости документальным изданиям «Трагедия советской деревни» и «Советская деревня глазами ВЧК-ОГПУ-НКВД», подготовленных усилиями многих архивов, в том числе и ЦА ФСБ России. Однако среди них крайне незначителен процент документов, показывающий организационную и боевую деятельность войск ОГПУ. Наиболее значимым документом нам представляется Справка Главного управления пограничной охраны и войск ОГПУ, подводящая итоги участия войск в «операциях по кулачеству» за первую половину 1930 г.57 К сожалению, подобных документов за последующие месяцы и годы в архивах выявить не удалось. С учетом сказанного уделим должное внимание этому документу, так как практически он является единственным опубликованным и доступным документом, в котором обобщен опыт строительства и деятельности войск ОГПУ за рассматриваемый период.
В справке приводятся численные показатели, характеризующие организационную работу по направлениям и регионам. Полученная
148
No comments:
Post a Comment