от руководства страны прибавка в 6,2 тыс. человек (за первую половину 1930 г.) распределялась между: а) формированием новых частей войск ОГПУ — 2415 человек, б) усилением существующих частей войск ОГПУ — 1785 человек, в) усилением пограничной охраны — 2 тыс. человек. В этой же справке содержится информация о вновь сформированных частях: в Казахстане — 432 человека, в Нижне-Волжском крае — 491 человек, в Средне-Волжском крае — 207 человек, в Сибирском крае — 405 человек, на Урале — 102 человека, в Нижегородском крае — 80 человек, в Северном крае — 117 человек, в Центрально-Черноземном крае — 581 человек. Всего было сформировано 16 новых отдельных частей58.
Обращает на себя внимание, что большинство вновь сформированных частей были кавалерийскими. Из них — один кавполк (11-й Воронежский в ЦЧО) численностью в 581 человек и девять кавдиви-зионов в 100 (чуть более) человек, являющихся мобильными и подвижными отрядами. Среди стрелковых формирований также был один полк (7-й Саратовский в НВКрае) численностью в 371 человека и пять дивизионов от 100 и более человек. В справке приводятся цифры укомплектования конским составом как вновь сформированных, так и существующих частей войск ОГПУ — 1656 лошадей59. Отметим, что конский состав в войска ОГПУ поступал не только за счет РККА и от местных исполкомов. Большинство лошадей было закуплено непосредственно частями.
В справке отмечались трудности, которые пришлось преодолевать: «Работа по формированию новых частей крайне осложнилась: 1) тем, что на формирование частей поступали красноармейцы и начальствующий состав из рядов РККА, не имеющие представления о службе и работе наших войск, люди нам не известные, не проверенные; 2) кратким временем, в течение которого необходимо было создать части, освоить их, сделать их боеспособными и могущими безотказно выполнять поставленные перед ними задачи; 3) необходимостью в течение 10-15 дней обеспечить и оборудовать для размещения вновь создаваемых частей казарменные помещения, инвентарь, снабдить их вооружением, конским составом, снаряжением, артиллерийским довольствием, предметами казарменного обихода и т. п.» Несмотря на трудности, отмечали авторы документа, «вся работа по формированию новых и усилению существующих частей была проведена вовремя и достаточно четко и закончена в основном примерно в течение месяца»60.
Усиление личным составом существующих частей зависело от особенностей регионов и проводимой в них работы. Среди пограничной охраны наибольшее внимание было уделено УССР — 600 человек, БССР — 400 человек, Закавказье — 390 человек, Средняя Азия — 305 человек, Казахстан — 305 человек; среди войск ОГПУ: Северо-Кавказский край — 304 человека, Дальневосточный край — 301 человек,
149
Закавказье — 210 человек, Северный край — 194 человек, Московская обл. — 161 человек, Сибирский край — 119 человек, Нижегородский край — 107 человек, в остальных регионах и областях (Уральская обл., Средняя Азия, Ивановская Промышленная обл., БССР, Западная обл., Казахстан) — по 100 и менее человек61.
Интересны также приводящиеся в справке показатели боевого снабжения органов и войск ОГПУ, среди которых были пулеметы «Максим» — 122 и Дегтярева — 255, тачанки пулеметные — 61, морти-рок Дьяконова — 35 и гранат к ним — 1 839, пулеметы «Льюиса» — 2, грузомашины АМО — 55, бронемашины БА-27 — 3. Большая часть перечисленной техники была направлена во вновь формирующиеся части. Кроме того, войска и органы ОГПУ за первую половину 1930 г. получили боевых винтовочных патронов — 2835000 шт., револьверов «Наган» — 445 и патронов к ним — 102 41062.
В справке содержались и первоначальные итоги, обобщающие опыт боевой работы. К операциям «по кулачеству» преимущественно привлекались войска ОГПУ, однако недостаточность этих войск и осложнение обстановки в пограничных районах вызвали необходимость привлечь также части пограничной охраны к соответствующим операциям. В целом же пограничная охрана и войска ОГПУ использовались: а) для проведения мероприятий по выселению кулачества; б) по изъятию кулацких, байских манайских и антисоветских элементов; в) для ликвидации массовых антисоветских выступлений; г) для борьбы с бандитизмом63.
В справке отмечалась чрезвычайная активность кулачества, «применявшего все формы сопротивления мероприятиям партии и соввласти, начиная с агитации против политики партии в деревне и кончая террором, бандитизмом и организацией восстаний». Одной из форм сопротивления было бегство кулаков за рубеж. Массовость и вооруженный характер «бегства» потребовали от руководства ОГПУ и пограничной охраны принять решительные меры к усилению охраны границы. Столь повышенное внимание к этому вопросу объяснялось тем, что, эмигрируя за рубеж, кулачество увлекало за собой не только середняков, но и бедноту, недовольную перегибами на местах. Более того, нередко вместе с собой прихватывалось ценное имущество, например, стада каракулевых овец в Средней Азии. Естественно, что ситуация в СССР активизировала деятельность со стороны властей некоторых сопредельных государств (Польша, Персия, Западный Китай) по проведению «контрреволюционной работы», в том числе по организации закордонного бандитизма, восстаний и банд на советской территории, а также мусаватистских ячеек в Закавказье и др.
Малочисленность войск ОГПУ перед масштабами операций «по кулачеству» повлияла на способы привлечения этих войск, выразившиеся в «оперативно-боевых перебросках». Отметим, что «переброски»
150
отличались между собой — одни осуществлялись в пределах одного округа распоряжением ПП ОГПУ, другие — по Союзу распоряжением центрального руководства ОГПУ. Так, например, за четыре месяца (к 5 июню 1930 г.) по Союзу распоряжением ОГПУ в «перебросках» было задействовано 2856 человек, из которых наибольшее число пришлось на Отдельную дивизию особого назначения (ОДОН) и Высшую пограничную школу (ВПШ), находившиеся в Москве, соответственно — 1852 и 477. В свою очередь, география и численность личного состава «перебросок» по ОДОНу выглядела следующим образом: Закавказье — 464, СКК - 467, НВК - 336, ЦЧО - 273, Урал - 202, Северный край - 74, Башкирия — 36; соответственно по ВПШ: Московская область и Центр - 332, УССР - 50, СКК - 35, Закавказье - 25, БССР - 20, Северный край — 15. Не менее интенсивными были «переброски» войск ОГПУ внутри округов. За те же четыре месяца внутри округов было «переброшено» 5194 человека; самыми активными регионами в этом отношении оказались: Закавказье — 1620, СКК — 962, Сибирь — 796, УССР - 565, СВК - 280, Средняя Азия - 270, Урал - 259, ДВК - 125. Последнее место в этом списке занимает Московская область — 16.
Как мы отмечали, пограничная охрана также участвовала в операциях «по кулачеству». Общая картина «перебросок» пограничной охраны выглядит следующим образом: всего за те же четыре месяца было задействовано 5838 человек. По регионам цифры распределялись: Закавказье — 3 825, Казахстан — 679, УССР — 599, Сибирь — 266, ДВК — 200, Средняя Азия — 179, БССР — 90. Продолжительность подобных «перебросок» была различной — от 15 дней до 3 месяцев64.
Таким образом, в «перебросках» было задействовано около 14 тыс. человек. Однако в справке, откуда взяты приведенные показатели, общее число «переброшенных» бойцов было указано в 15337 человек. Объясняя эту разницу, авторы справки ссылались на то, что при составлении соответствующих таблиц были опущены соответствующие данные по войскам ОГПУ, находившимся в местах своего постоянного расквартирования. Это означает, что около 1,5 тыс. человек привлекались к операциям «по кулачеству» в местах своего расквартирования войск.
Несомненно, что «переброски» сформированных для выполнения конкретных задач отрядов определяли тактику действий войск ОГПУ и пограничной охраны. Свою «малочисленность и незначительность по составу» отряды компенсировали большой подвижностью и маневренностью. Среди примеров, приведенных в справке, были и такие: один из дивизионов войск ОГПУ в течение 2 недель ликвидировал 102 массовых выступления в УССР; дивизион 1-го полка ОСНАЗ, «пробыв 2,5 месяца в ЦЧО и будучи в течение всего этого времени в непрерывных перебросках по области, в связи со сложившейся обстановкой переброшен в Дагестан, где уже около месяца принимает участие в ликвидации массового бандитизма»65.
151
Расширившиеся задачи и функции войск, в том числе борьба с бандитизмом, обслуживание органов ОГПУ по выполнению текущих операций (обысков, выемок, опечатаний, арестов, засад, оцеплений), конвоирование особо важных арестованных, внешняя охрана мест заключения и др. были отражены в Уставе службы внутренних войск, утвержденном в 1931 г.
Исследователи истории спецслужб отмечают как важный факт, что в 1931 г. наряду с Уставом службы внутренних войск было разработано и утверждено «Наставление по оперативно-боевому использованию» войск ОГПУ (НОБИ-31), которым определялся порядок действия войск при проведении чекистско-войсковых операций. При этом они отмечают, что «в сочетании с вышедшим в 1929 г. Полевым уставом РККА эти документы заложили хорошую нормативную основу для выработки единого подхода к боевому использованию войск, организации их повседневной деятельности, обучения и воспитания»66.
Оперативные мероприятия, сопровождавшиеся боевыми столкновениями, влекли за собой потери с обеих сторон, которые ко времени составления справки исчислялись со стороны войск ОГПУ и погранохраны в 244 человека (убитых, раненых, пропавших без вести). Учтенные потери противоборствующей стороны составили 1482 человека, из них убитых — 1 115. Однако авторы оговаривали, что эти цифры относятся только к тем, кто принимал участие в открытой вооруженной борьбе с отрядами ОГПУ. «Против антисоветски настроенных толп, вооруженных копьями, вилами, камнями и т. п., — писали авторы справки, — огнестрельное оружие применялось лишь в исключительных случаях, только при особой агрессивности со стороны толпы и очевидной невозможности иного воздействия на нее. [...] Возбужденные толпы рассеивались путем разгона их кав. подразделениями частей, применением прикладов, шашек плашмя и не причиняющих вреда взрывчатых пакетов». При этом указывалось, что «всего на 1 мая убито и ранено при ликвидации массовых выступлений 34 человека, что к общему числу вышеприведенных убитых и раненых составляет 3,5 %»67. Таковы были первые результаты борьбы с деревней, отраженные в документах.
В многотомном документальном издании по истории Внутренних войск, осуществленном в 1970-х гг.68, большая часть документов представлена приказами, сводками, ходатайствами, связанными с наградами личного состава войск и описаниями боевых эпизодов. Несомненно, что эти материалы также важны для потомков, но они не дают цельного представления о масштабах оперативной работы войск.
На сегодняшний день крайне важно восстановить объективную и полноценную картину деятельности Внутренних войск в период проведения основных операций по раскулачиванию, выселению крестьянства и подавлению его выступлений. Призывая к поиску новых документов, необходимо помнить, что ответственность за происходящее в деревне
152
насилие лежит не на исполнителях принятых наверху политических решений, а на тех, кто инициировал их.
Точную оценку антинародной политики большевистского руководства и роли в ней органов ОГПУ дал в своем исследовании А. М. Плеханов. Опираясь на выводы «внимательного аналитика большевизма» Н. А. Бердяева, считавшего, что «большевизм есть третье явление русской великодержавности, русского империализма» и «в высшей степени милитаризованная сила»69, Плеханов пишет: «Диктатура большевиков в 1921-1928 гг. была опосредованной диктатурой меньшинства, объединенного в политическую организацию, обладавшую своеобразным пониманием исторического процесса, переоценивавшим свои возможности воспроизвести в собственной политической программе реальные интересы абсолютного большинства населения»70. Объясняя механизм этого явления, он делает вывод, что «иначе и быть не могло, потому что формирование новой системы происходило в экстремальных условиях Гражданской войны, когда сверхцентрализм и государственное принуждение играли важную роль в мобилизации сил и ресурсов страны»71. Далее, указывая на набиравший «с каждым годом все большую силу» процесс подмены государственных органов власти партийными, Плеханов называет причины: «Этому способствовал ряд обстоятельств: во-первых, сама партия стала живой тканью госаппарата, органом диктатуры, во-вторых, не удалось провести четкое разграничение функций РКП(б) и советов, а реальная власть сосредоточилась в руках узких коллегий: "троек"; "пятерок", ревкомов, чека, в которые входили представители партии. Как составная часть механизма советского государства, органы ВЧК-ОГПУ строили свою практическую деятельность на основе единых теоретических принципов и политики РКП(б)»72.
§ 3. Основные положения использования Красной армии на «внутреннем фронте»
Начало проведения массовых операций «по кулачеству» потребовало четкого разграничения задач между Красной армией и органами ОГПУ на «внутреннем фронте». Как отмечалось ранее, таким основным документом, определяющим сферы деятельности этих двух военизированных структур, был приказ РВС СССР от 10 июля 1926 г. № 365/59. Приведем текст этого приказа полностью, так как он являлся для Красной армии основополагающим в вопросах привлечения армейских частей внутри страны:
«1. Борьба с бандитизмом повсеместно возлагается на органы ОГПУ, за исключением Средне-Азиатского военного округа.
2. На территории Средне-Азиатского военного округа борьба с бандитизмом (басмачеством) возлагается на части Красной Армии при соответствующем содействии со стороны органов ОГПУ.
153
3. Привлечение частей РККА органами ОГПУ допускается:
а) В приграничных районах для содействия войскам пограничной охраны, когда на том или ином участке границы ожидаются попытки проникновения из-за рубежа значительных вооруженных групп бандитов или намечаются попытки выступления местного бандитизма элемента в угрожающем масштабе и когда сил пограничной охраны для борьбы с этими явлениями — недостаточно. В указанном случае вопрос о привлечении частей Красной Армии органами ОГПУ разрешается командованием соответствующих округов.
б) Во внутренних районах, когда, по мнению органов ОГПУ, содействие частей РККА для борьбы с бандитизмом является необходимым, привлечение последних производится каждый раз только с особого разрешения РВС СССР.
4. При возникновении бандитского движения в широких размерах на какой-либо части территории СССР, ликвидируемого с помощью частей РККА, руководство операциями возлагается на лицо, назначаемое по соглашению Уполномоченного ОГПУ и Командующего войсками округа.
5. Приказ РВСР 1922 г. за № 456/77 и РВС и ГПУ 1923 г. за № 823/215 — отменить.
Заместитель народного комиссара по военным и морским делам и председателя Реввоенсовета СССР Уншлихт Заместитель председателя ОГПУ Ягода»73.
Очень важным являлся пункт 3 настоящего приказа, который предусматривал условия и порядок привлечения частей РККА органами ОГПУ для укрепления безопасности внутри страны. Отметим, что условия привлечения армейских частей были разными: для приграничных районов (пункт 3, подпункт «а») — один, для внутренних районов (пункт 3, подпункт «б») — другие. Для приграничных районов достаточно было разрешения командования соответствующих округов. Для внутренних районов привлечение армейских частей разрешалось «каждый раз только с особого разрешения РВС СССР». Приказ предусматривал также порядок совместных действий органов ОГПУ и частей РККА. В подобных операциях руководство возлагалось на лицо, назначаемое по соглашению Уполномоченного ОГПУ и командующего войсками округа (пункт 4).
Постановление «по кулачеству» от 30 января 1930 г. не изменило существующий порядок, отведя роль исполнителя намеченных мероприятий органам ОГПУ. Напомним, что в принятом в развитие данного постановления приказе ОГПУ от 2 февраля 1930 г. № 44/21 ответственными за проведение операций были названы ПП ОГПУ, которые, в свою очередь, могли привлекать войска ОГПУ. Согласно приказу ОГПУ использование частей Красной армии допускалось только в крайних случаях, при возникновении восстания, по согласованию с
154
краевыми организациями и РВС военных округов. В тех районах, где недостаточно было частей из войск ОГПУ, ПП ОГПУ разрешалось организовывать в скрытом виде «войсковые группы из надежных, профильтрованных особыми органами ОГПУ частей Красной Армии»74. Таким образом, сохранялся существовавший порядок использования частей Красной армии на «внутреннем фронте», утвержденный приказом РВС СССР 1926 г.
3 февраля 1930 г. за подписью наркома К. Е. Ворошилова была разослана во все военные округа директива (№ 25/ш), подтверждающая прежний порядок привлечения частей РККА. Приказ РВС СССР от 10 июля 1926 г. № 365/59 действовал на протяжении всего периода проведения операций «по кулачеству». В 1933 г. в связи с проявлением тенденций в округах привлекать армию для сельскохозяйственных работ Ворошиловым был вновь отдан приказ, подтверждающий основные положения использования армейских частей на «внутреннем фронте».
Таким образом, Красная армия не только не привлекалась, но и не рассматривалась властью как военная сила для осуществления политических решений в отношении крестьянства, хотя за годы Гражданской войны ею был накоплен немалый как боевой, так и организационный опыт, позволивший достаточно быстро справиться с массовым бандитизмом, как политическим, так и уголовным.
Научные исследования последнего времени, как мы отмечали ранее, свидетельствуют о том, что вопрос о привлечении армии к операциям по раскулачиванию и «влиянии столкновений на армию в связи с раскулачиванием» не был однозначным. Несомненно, что К. Е. Ворошилов, принял активное участие в отстаивании прежнего порядка использования войск Красной армии на «внутреннем фронте». Позиция наркома в этом вопросе имела серьезные основания. Одно из них — волна «крестьянских настроений» не спадала; вопрос — можно ли использовать армию, имеющую крестьянскую основу, в реализации антикрестьянской политики, для многих был однозначен. Было и другое обстоятельство, которое, скорее всего, учитывал Ворошилов. Постановление Политбюро «Об обороне СССР», принятое в июле 1929 г., нацеливало Красную армию к серьезным реорганизационным изменениям, связанным в том числе с разработкой мобилизационных мероприятий. Несомненно, что эта важнейшая как для страны в целом, так и для армии в частности работа требовала от военного руководства огромных организационных усилий и сосредоточения внимания на усилении боеготовности армии.
Усугубляли и без того непростую ситуацию развернувшиеся внутри военного ведомства споры между К. Е. Ворошиловым и М. Н. Тухачевским на перспективы модернизации Красной армии. Суть этих споров составляли вопросы соотношения между необходимостью и целесообразностью новых формирований внутри Красной
155
Армии, позволявших усилить обороноспособность страны. Позицию, занимаемую К. Е. Ворошиловым в этих вопросах, исследователь вопросов мобилизационного планирования конца 1920-х — первой половины 1930-х гг. О. Н. Кен выразил как позицию «оборонной достаточности», которая заключалась в реальном видении перспектив. В работе О. Н. Кена подробно описываются основные положения и ход обсуждения этих вопросов75.
Обратим лишь внимание на следующее — увеличение числа дивизий, в том числе стрелковых, кавалерийских, артиллерийских, предлагаемое М. Н. Тухачевским, требовало прежде всего увеличения призывного контингента, в большинстве своем состоявшего из тех же крестьян. Остроту спорам внутри военного ведомства, как точно отметил О. Н. Кен, придавало следующее обстоятельство: обе стороны имели общего оппонента в лице Генерального секретаря ЦК ВКП(б)76. Сталинская демагогия вновь проявилась сполна. С одной стороны, он был инициатором политики «милитаризации», с другой стороны — политики «раскулачивания».
Таким образом, армия оказывалась в центре непростой ситуации, что называется — между двух огней. Политика партии в деревне обострила до предела взаимоотношения между властью и крестьянством. Любая эскалация действий против крестьян отражалась не только на армии, но и на призывниках. Их недовольства, приумноженные на такие же настроения самих красноармейцев, могли спровоцировать взрыв, подобный Кронштадтскому мятежу, а может быть, и сильнее.
Осознавая, что крестьянство может встать на свою защиту, как это было неоднократно в годы Гражданской войны, власть вынуждена была пойти на уступки, выведя семьи красноармейцев за пределы карательных действий при раскулачивании. Вместе с тем власть понимала, что в случае экстремального развития событий в деревне единственной опорой для нее может быть только регулярная армия. Поэтому спокойствие армии было залогом успешного осуществления политики партии в деревне. Если бы армия стала привлекаться к операциям по раскулачиванию, это создало бы условия для развития внутренней войны между армией и народом.
Мы не знаем, какие аргументы приводило военное ведомство в защиту прежнего порядка привлечения армии, мы также не знаем, какие взгляды на этот вопрос были у главного идеолога и вдохновителя «нового курса».
К сожалению, в архивах пока не найдены документы, проливающие свет на вопрос — приходилось ли К. Е. Ворошилову отстаивать прежний порядок привлечения армейских частей на «внутреннем фронте» перед сторонниками «ускоренных темпов». Как бы то ни было, главным остается следующий факт — разумная позиция военного руководства победила над желанием тех, кто хотел быстрых успехов.
156
В РГВА среди материалов Штаба РККА сохранились документы, уточняющие некоторые аспекты обсуждения вопросов использования армейских частей в оперативных мероприятиях при раскулачивании. 11 января 1930 г. на имя Павловского была послана следующая небольшая записка: «Щачальник] Ш[таба] приказал составить всем комвой-скам маленькую директиву об изменении п[ункта] "б" "Порядок вызова войск" согласно приказа РВС [СССР] № 365/59-1926 г. Трутко». Проект такой директивы был составлен за подписями начальника Штаба РККА и начальника 1-го управления Штаба РККА. Директива предназначалась командующим войсками всех десяти военных округов, копия ее направлялась также заместителю председателя ОГПУ при СНК СССР. В ней говорилось:
«В соответствии с приказом РВС СССР № 365/59 от 1926 г. и во изменение параграфа 225 "Временного Устава гарнизонной службы РККА" издания 1924 г. — народный комиссар по военным и морским делам и председатель Реввоенсовета СССР приказал: 1) Во всех случаях, предусмотренных в параграфе 225 "Bp. Устава гарнизонной службы РККА" для содействия органам ОГПУ или местным гражданским властям во внутренних районах привлечение частей РККА допускается: а) при введении чрезвычайных мер охраны революционного порядка в форме исключительного или военного положения — с разрешения Реввоенсовета соответствующего военного округа; б) при обычном положении — с разрешения РВС СССР. 2) О всех случаях вызова частей РККА надлежит немедленно доносить. Начальник Штаба РККА. Начальник 1-го управления Штаба РККА (Вакулич)»77.
Сравнение двух вариантов текстов общего пункта приказа 1926 г. и директивы 1930 г. показывает наличие некоторых расхождений, которые на первый взгляд не меняют суть дела.
В тексте приказа 1926 г. пункт «б» не был разделен на подпункты и предусматривал общий порядок привлечения армейских частей для всех внутренних районов страны, при этом основным критерием являлось «мнение органов ОГПУ», но «только с особого разрешения РВС СССР». В тексте директивы 1930 г. пункт «б» разделен на подпункты, которые уточняли условия привлечения частей: «а) при введении чрезвычайных мер охраны революционного порядка в форме исключительного или военного положения» и б) «при обычном положении». В первом случае требовалось разрешение соответствующего РВС военного округа, во втором — разрешение РВС СССР. Как видим, уточнение коснулось не только разграничения ответственности между центральным (РВС СССР) и окружными (РВС округа) органами военно-политической власти. Определялись также условия, при которых органы местной власти могли оперативно принимать соответствующие решения, превышающие их полномочия. Кроме того, в варианте текста директивы 1930 г. был включен дополнительный пункт, обязывающий
157
о всех случаях вызова частей РККА «немедленно доносить». Таким образом, текст новой директивы конкретизировал порядок привлечения армейских частей на «внутреннем фронте».
Подготовленный для утверждения проект был напечатан на бланке начальника Штаба РККА, имел непроставленную дату — « » января 1930 г. и был подписан начальником 1-го управления Штаба РККА Вакуличем. На документе имеется помета самого Вакулича, проливающая свет на причины задержки окончательного утверждения директивы: «Подождать до решения ЦК об охране тыла. В[акулич]. 26 января 1930 г.». Напомним, что между 11 и 26 января происходило активное обсуждение вопросов по организации мероприятий по выселению кулачества из районов проживания. Скорее всего, военное командование ждало окончательного текста постановления «по кулачеству», в котором должны были быть отражены вопросы «охраны тыла» и определены ответственные за исполнение органы.
По всей видимости, отложенная в конце января директива была послана в округа 3 февраля, когда окончательно прояснилось, кто будет отвечать за исполнение соответствующих операций. На сегодняшний день поиск разосланного в военные округа текста этой директивы пока не дал положительных результатов — ни в секретариате Ворошилова, ни в управлениях военных округов, куда она передавалась шифром с грифом «совершенно секретно», текст ее не обнаружен. Однако косвенные источники говорят о том, что в первых числах февраля в округа наркомом были посланы не одна, а две директивы, в которых подтверждался порядок привлечения армейских частей на «внутреннем фронте». Наши знания о них основываются прежде всего на донесениях командующего МВО А. И. Корка в связи событиями в г. Медыни. Эти события последних чисел января 1930 г., когда личный состав дислоцирующегося в городе 243-го полка без согласования с военными инстанциями был привлечен к акции по раскулачиванию городского населения, получили широкий резонанс. Возможно, они стали причиной появления директивы, направленной наркомом в военные округа.
Так, в одном из своих донесений А. И. Корк докладывал К. Е. Ворошилову, что директива, «запрещающая привлечение войсковых частей к операциям изъятия или охраны выселяемых кулаков», получена им утром 3 февраля. Учитывая, что расшифрованная и совершенно секретная директива наркома не могла бы пролежать без движения в штабе округа даже один час, правомерно говорить о реальной дате этой директивы — 3 февраля 1930 г. В другом донесении А. И. Корк указывает на получение им второй директивы от Ворошилова.
Причины появления второй директивы от 6 февраля 1930 г. уточняет опубликованный протокол заседания Политбюро ЦК ВКП(б) от 5 февраля 1930 г. В нем были зафиксированы результаты проведенного накануне, 4 февраля, опроса членов Политбюро по вопросу «о мерах в
158
отношении кулачества». Среди принятых Политбюро решений было и относящееся к деятельности Московского обкома партии: «а) Отменить решение бюро Московского обкома от 31 января 1930 г. о выселении от 9 до 11 тыс. кулацких семейств (по 2-й категории), как не отвечающее постановлению ЦК о кулаках от 30 января 1930 г. и не согласованное с ЦК; б) Решение бюро Мособкома не рассылать, а если уже разослано, — вернуть в бюро Мособкома»78. Несомненно, что этим решением Политбюро осудило не только действия московского партийного руководства, но и подведомственных ему медынских функционеров.
С учетом сказанного проясняются причины появления второй директивы Ворошилова от 6 февраля — ведь в Медыни отличились не только гражданские, но и военные. Каковы бы ни были причины появления февральских директив наркома, важно главное — они подтверждали прежние установки в отношении привлечения Красной армии для внутренних задач — войска разрешалось использовать для проведения различных акций лишь с разрешения РВС военных округов либо РВС СССР.
Таким образом, на протяжении всего периода проведения операций «по кулачеству» действовали положения приказа РВС СССР № 365/59-1926 г. В 1933 г. был издан новый приказ № 004 от 3 марта, подтверждающий основные положения прежнего приказа. Однако новый приказ имел несколько измененный акцент: он затрагивал «порядок привлечения частей Красной Армии, не входящих в круг их обязанностей». Приказ этот адресовался «только РВС округов, армий и морей» и начинался словами: «В течение последних лет по различным поводам, лично и в письменной форме, мною неоднократно отдавались категорические приказания командующим и РВС округов и морей о запрещении им без специального в каждом отдельном случае разрешения РВС СССР привлекать красноармейские части для выполнения поручений, не входящих в круг их прямых обязанностей (различного рода работы, операции по изъятию контрреволюционных и кулацких элементов и т. д.). Эти мои постоянные категорические приказания диктовались теми соображениями, что Красная Армия как важнейшая часть социалистического государственного аппарата должна заниматься прежде всего возложенным на нее делом, т. е. боевой подготовкой красноармейцев, начсостава и соединений в целом, за что все мы отвечаем перед партией, перед правительством и перед всеми трудящимися»79.
Причины появления нового приказа наркома о порядке использования войск разительно отличались от предыдущих.
Командующий войсками СКВО, «не испросив разрешения [РВС СССР], принял участие в разработке широкой программы привлечения красноармейских частей к весенней посевной кампании и вместе с краевыми партийными органами прислал эту программу на утверждение
159
в центр». За проявленную инициативу, нарушающую требования приказа, он получил от Ворошилова предупреждение — ему было поставлено «на вид» за «невыполнение моих неоднократных указаний». При этом в приказе указывалось, что «в разработанном плане нет никаких указаний, как увязывает командование округа эту большую дополнительную нагрузку для войск с выполнением плана боевой подготовки». В заключение нарком вновь подтверждал «всем РВС округов, армий и морей, всем командующим» установленный порядок — «отвлечение красноармейских частей от их прямых обязанностей может происходить только в случае особо государственной важности и только с разрешения РВС СССР»80.
Как следует из текста приказа, недовольство наркома было вызвано действиями подчиненного ему командующего, который хотел оказать помощь селу в посевной кампании. На первый взгляд — уж куда более позитивное намерение. Однако окрик наркома потребовал сосредоточить внимание на прямой функции, возложенной на армию, — боевой подготовке войск. Видимо, все «перегибы» политики партии в деревне отражались на призываемом в армию пополнении, его обучение основам боевой подготовки требовало больше усилий.
Как бы ни стремилось военное руководство держать под контролем действия своих подчиненных, всегда находились лица, проявлявшие большую активность, чем остальные. В этом отношении показательны тексты постановлений РВС трех военных округов — Приволжского, Украинского, Ленинградского81.
РВС военного округа работал в тесном взаимодействии с местным партийным руководством. Существовала практика, когда секретарь обкома (крайкома) ВКП(б) входил в состав РВС военного округа. Постановления РВС военного округа всегда подписывались командующим военным округом и начальником политуправления округа, одновременно являющимся членом РВС округа.
Указанные нами постановления окружных РВС нацеливали на развертывание практической работы в армейских рядах по осуществлению январских решений партии о сплошной коллективизации крестьянских хозяйств и ликвидации кулачества как класса. Они отличались между собой как датировкой (в ПриВО — 20 января, Украинском — 2 февраля и Ленинградском — 6 февраля 1930 г.), так и тональностью содержания. Наиболее лаконичной и выдержанной была директива РВС ЛВО, наиболее радикальной — директива РВС ПриВО. Директиву УВО отличала осторожность в формулировках. Возможно, что на тональность этих директив оказало влияние время их принятия. Хотя между ними разница в несколько дней, но в эти промежутки зачастую принимались ключевые решения Центра.
20 января 1930 г. РВС Приволжского военного округа издал директиву, отвечающую духу времени. Приведем ее полностью, чтобы на ее
160
примере показать, как менялось отношение окружного военного руководства к общеполитической кампании:
«Решительный курс партии на сплошную коллективизацию крестьянского хозяйства неразрывно связан с задачей ликвидации кулачества как класса. Партия вступает в самый решающий этап классовой борьбы в деревне. В ответ на рост активности кулачества, в ответ на его выступления против коллективизации и террора в отношении партийного и советского актива на селе партия, поставив своей задачей ликвидацию кулачества как класса, решила нанести ему новый решительный удар. В ближайшее время предстоит выселение в отдаленные местности из областей, расположенных на территории Приволжского военного округа, больших масс кулачества. При проведении этой операции возможны отдельные случаи кулацких и антисоветских выступлений, которые могут потребовать использования частей Красной Армии для их ликвидации.
В целях активного содействия партийным и советским организациям и органам ГПУ в выполнении этой исключительно ответственной задачи приказываю:
1. Немедленно установить связь с краевыми, областными и местными комитетами партии и органами ГПУ в целях информации о практических планах проведения этих решений и о порядке использования, в случае нужды, частей Красной Армии.
2. Использование частей допускать только с разрешения РВС округа.
3. Заблаговременно во всех гарнизонах под руководством начальника и комиссара гарнизона иметь подготовленные для этого отряды без всякой организационной ломки и без нарушения нормального хода боевой подготовки. При выделении этих отрядов особое внимание обращать на обеспечение их решительным политическим и классово выдержанным командным и красноармейским составом и сильной партийной и комсомольской прослойкой, обеспечивая каждое выступление отрядов интенсивной политической работой в них.
4. Вся подготовка к проведению этой задачи должна проводиться совершенно секретным порядком. Знакомить с этими мероприятиями можно лиц начсостава не ниже командира и комиссара части. Сейчас ознакомить командиров и комиссаров школ и полков гарнизона.
5. Немедленно принять решительные меры к изъятию из частей кадра и переменного состава кулаческих, антисоветских элементов и всех, кому отказано в приеме в колхозы. Самыми решительными мерами пресекать проникновение кулацкой антисоветской работы в частях, усилив также изучение политико-морального состояния красноармейцев кадра и переменного состава терчастей.
6. Во всей системе партийной и политической работы необходимо заострить внимание на решении партии о ликвидации кулачества как класса, мобилизуя общественное мнение красноармейцев кадра и пере
161
менного состава и влияние их на деревню для ликвидации кулачества как класса и необходимости выселения их из деревни в отдаленные местности.
7. Особое внимание уделить политической работе в конвойных частях.
8. Усилить связь и политическое воспитание переменного состава в междусборовый период, особенно вокруг вопросов ликвидации кулачества как класса.
9. О выполнении настоящего и о политических настроениях начсостава и красноармейцев в связи с ликвидацией кулачества срочно и полно доносить в Пуокр. В особо важных случаях — немедленно шифром. Командующий войсками Базилевич. Член РВС Дуганов»62.
Постановление было распечатано в 28 экз., из которых 17 экз. были направлены в части округа, 1 экз. — командиру и военному комиссару 1-й бригады ВНУС, по 1 экз. — нач. ПУ РККА, военному прокурору ПриВО, председателю военного трибунала ПриВО, нач. ОО ОГПУ по ПриВО. Кроме органов ОГПУ копия постановления была направлена региональным партийным руководителям, являющимися членами РВС округа: Хатаевичу, Шеболдаеву, Кабакову, а также ответственному секретарю обкома ВКП(б) АТССР Разумову, ответственному секретарю обкома ВКП(б) АБССР Выкину. Как видим, среди адресатов рассылки присутствуют фамилии региональных партийных руководителей.
Обращает на себя внимание: во-первых, практическая направленность директивы — речь идет о подготовке к конкретным действиям (пункт 1), которые должны были проводиться «совершенно секретным порядком» (пункт 4); во-вторых, директива не запрещает использовать части Красной Армии, предусматривая такой вариант — «в случае нужды» (пункт 1), но «только с разрешения РВС округа» (пункт 2). Однако «на случай нужды» все гарнизоны должны заблаговременно подготовить для этого отряды, правда, «без всякой организационной ломки и без нарушения нормального хода боевой деятельности» (пункт 3). На наш взгляд, этот пункт слишком явно отражал тенденцию к инициативе, так активно проявляющуюся на местах. Интересно, что этот пункт обеспокоил и начальника ПУ РККА Я. Б. Гамарника, который, получив текст директивы, написал резолюцию: «Сообщить [в] секретариат т. Ворошилову. Пункт 3-й вызывает у меня сомнения. 27/1-30 г.» Остальные пункты касались организации партийной и политической работы (пункты 6-8), но и в них внимание «заострялось» на решении партии о ликвидации кулачества как класса. Напомним, что до официального постановления о кулачестве оставалось еще десять дней.
В отличие от ПриВО РВС Украинского военного округа проявил большую сдержанность. Его постановление было принято 2 февраля 1930 г. за подписью командующего войсками УВО И. Э. Якира
162
и начальника политуправления УВО Г. Д. Хаханьяна. Скорее всего, оно появилось как следствие приказа ОГПУ № 44/21. Несомненно, что командование округа было своевременно осведомлено об этом приказе, а значит, и о соответствующем пункте в нем, касающемся использования частей Красной армии. По поводу привлечения войск в постановлении говорилось: «Учитывая возможность требований местных организаций о привлечении частей к ликвидации явлений бандитизма и острых кулацких эксцессов в отдельных районах, РВС УВО предлагает использовать для этого в первую очередь полковые школы частей. Одновременно на основе специального постановления ЦК КП(б)У РВС УВО указывает, что привлечение частей и выдача оружия местным организациям могут быть произведены только по особому разрешению в каждом отдельном случае РВС УВО. РВС УВО также категорически запрещает производство каких-либо специальных формирований и каких-либо реорганизаций частей для выполнения указанных выше требований, тем более указывает на недопустимость каких-либо изъятий или замен из выделяемых частей (полкшкол) начсостава. РВС УВО твердо убежден, что командование дивизии и корпусов проявит всю необходимую выдержку, чутье и политический такт, категорически исключив поспешные и необдуманные мероприятия» (пункт 4)83.
Политическая сдержанность РВС округа проявилась и в других пунктах этого постановления — в отношении к переменному составу: «Боевая подготовка частей округа должна быть поднята на высшую ступень, особенно межсборовая работа и руководство переменным составом частей. Предстоящие сборы переменного состава должны быть превращены в огромной важности политическую кампанию по разъяснению переменникам задач 100 % коллективизации хозяйств переменников, по поднятию общего темпа коллективизации села и связанной с этим ликвидацией кулачества как класса, по подготовке к предстоящей посевной кампании и задач повышения боевой подготовки частей. Каждый переменник после сборов должен быть активным проводником наших мероприятий на селе» (пункт 3); в отношении с конвойными частями: «В связи с привлечением конвойных частей для конвоирования выселяемых кулацких элементов особое внимание обратить на приведение этих частей в полную готовность. Необходимо усилить руководство, особенно политическое, этими частями и в необходимых случаях подкреплять их на этот период работниками... В частях должны быть усилены дисциплина и политическая работа. Политорганам обратить внимание на мелкие гарнизоны, особенно в районах возможных кулацких эксцессов и бандитизма, усилив руководство этими гарнизонами и в необходимых случаях работниками»; в отношении учета особенностей местных условий: «На корпусных и дивизионных политсовещаниях во исполнение настоящего постановле
163
ния установить мероприятия по его реализации с учетом особенностей каждого округа, части и всех местных условий» (пункт 8).
Наконец, постановление РВС Ленинградского военного округа от 6 февраля 1930 г., подписанное командующим войсками ЛВО М. Н. Тухачевским и членом РВС ЛВО И. Е. Славиным, отличалось лаконичностью, присущей боевому приказу. Четко обрисована цель: «В связи с развертыванием практической работы по ликвидации кулака как класса внутри страны, в частности Ленинградской области, проводятся в течение ближайших месяцев следующие мероприятия: а) изъятие и выселение органами ОГПУ злостных контрреволюционных кулацко-поповских элементов; б) изъятие и выселение органами Советской власти из районов сплошной коллективизации раскулаченных батрацко-бедняцко-середняцкой массой кулацких элементов»84.
В отношении боевой подготовки предписывалось: «Установить четкое выполнение в частях требований внутреннего распорядка в соответствии с Внутренними Уставом РККА (пункт 2)», в частности, особое внимание требовалось уделить наблюдению за посещением казарм гражданскими лицами и военнослужащими других частей, а также контролю и предупреждению «возможной антисоветской агитации со стороны ходоков» (подпункт «в»); при необходимости допускалось «ограничить увольнение красноармейцев из района казарм, особенно в тердивизиях, в дни базарных съездов населения, одновременно улучшив политико-культурное обслуживание красноармейцев в свободное время» (подпункт «г»). Как и в предыдущих постановлениях, внимание политорганов и комначсостава нацеливалось на проведение краткосрочных сборов переменного состава в терчастях, сборов вневойсковиков, приписки переменного состава к второочередным дивизиям: «Подготовительная работа должна обеспечить при помощи местных органов власти своевременное исключение из списков, привлекаемых на обучение красноармейского состава, лишенцев и кулаков» (пункт 2). В отношении использования частей Красной армии в постановлении указывалось: «Войсковые части округа к операциям по изъятию кулацких элементов ни в коем случае не привлекаются» (пункт 4). Только в исключительных случаях — «при возникновении чрезвычайных обстоятельств» разрешалось «оперативное использование» войсковых частей для оказания содействия органам ОГПУ, но «под личную ответственность командования дивизий, донося немедленно об этом РВС округа». Отметим, что в постановлении имелась отсылка к «особому списку» частей, утвержденному РВС округа и рассылаемому дополнительно. В пункте предписывалось командованию дивизий, соответствующих списку, «подготовить особо надежные и устойчивые в политическом отношении войсковые подразделения, обеспечив их соответствующей партийно-рабоче-батрацко-бедняцкой прослойкой. Указанные подготовительные мероприятия командирам и комиссарам
164
частей лично провести в строго секретном порядке под видом текущей мобилизационной работы». Как видим, армейские части не привлекались к операциям, но все же их рассматривали как опору в случае непредвиденных ситуаций, и даже более того, они должны были быть готовыми к этой работе.
Заслуживает внимания еще один пункт этого документа, свидетельствующий о сверхсекретности намечаемых мероприятий: «В развитие настоящей директивы командованию частей никаких письменных распоряжений не давать, ограничиваясь соответствующими личными указаниями» (пункт 7). Напомним, что РВС ПриВО разрешал «знакомить» с мероприятиями начсостав не ниже командира и комиссара части, РВС УВО — начсостав до командиров и комиссаров (пом. по политчасти) дивизии. Во всех трех директивах имелся еще один общий пункт — об усилении темпа работ по выявлению и изъятию «социально чуждого элемента» из рядов армии, но подробнее об этом мы будем говорить далее.
Обзор трех окружных постановлений РВС показал — командование военных округов было в курсе всех принимаемых в Центре решений по ликвидации кулачества как класса. Эта информация приходила к ним как по линии Центра и ОГПУ, так и по линии местных органов. Несмотря на официальный запрет привлечения армейских частей, все же были предусмотрены ситуации, заставляющие войска (или часть их) держать в состоянии боевой готовности.
Среди местных функционеров было немало, проявляющих свою инициативу в угоду общей политике Центра. Однако мало кому известно, что такие случаи были и в Красной армии. Примером инициативы местных военных органов является информационное письмо ПУ ПриВО с предложением организовать социалистическое соревнование. Письмо это было послано 31 января 1930 г. в адрес начальников соответствующих управлений СКВО, УВО, Кавказской Краснознаменной армии. Обращают внимание два обстоятельства: прежде всего автор письма — все тот же ПриВО, известный нам по своей инициативной директиве от 20 января; второе — дата письма — на следующий день после постановления Политбюро по кулачеству. Текст письма небольшой, приведем его полностью:
«№ П2/25/3101. Самара.
Дорогой товарищ! Через газету Приволжского военного округа "Красноармеец" политическим управлением ПриВО и редакцией "Красноармейца" сделан вызов трем округам: УВО, СКВО и ККА на соцсоревнование по весеннему севу, коллективизации, подготовке кадров и ликвидации кулачества как класса. Соображения, которыми руководствовались при этом вызове, изложены в "Красноармейце" от 28 января (посылается при этом письме). В основном: объединение работы округов вокруг указанных задач диктуется общностью обста
165
новки районов, где расположены округа как районов производящих, как районов сплошной коллективизации.
По линии редакции принципиальное согласие уже получено. Дело за окончательным принятием вызова вами, дело за организацией соревнования, дело за выработкой условий и заключением договора. Объявляя наметку наших обязательств, мы выставили ряд практических организационных мероприятий. Заключение договора мы предлагаем провести в Ростове-на-Дону в день 12-й годовщины РККА. Мы внесли предложение об организации в эти дни годовщины Всеармейского дня помощи весеннему севу, мы считаем, что общий наш почин в организации дня дает возможность это предложение осуществить.
Летом в сталинградских лагерях — междуокружной слет ударных по коллективизации частей; подведение итогов соревнования — 7 ноября в Харькове. Арбитр — ПУР, газета "Красная звезда". Для премирования лучшего округа мы предлагаем создать премиальный тракторный фонд (четыре трактора, по одному от округа).
Мы начинаем развертывать кампанию в газете. По линии политорганов даются указания.
Ждем от вас необходимого отклика, необходимого обсуждения наших предложений, нужных дополнений мероприятий. С товарищеским приветом: зам. нач. ПУОКРа Фасинов»85.
Интересна реакция одного из вызываемых на соревнование — ПУ СКВО, расположенного в городе, в котором планировалось провести заключение соглашения — Ростове-на-Дону. Правда, начальник ПУ СКВО С. Н. Кожевников пишет 14 февраля не своему коллеге, а в Москву — начальнику ПУ РККА Я. Б. Гамарнику:
«Уважаемый Ян Борисович! ПриВО вызвал УВО, ККА и СКВО на социалистическое соревнование по следующим пунктам: а) весенний сев, б) коллективизация, в) подготовка кадров и г) ликвидация кулачества как класса.
В условиях отсутствуют вопросы боевой подготовки, что противоречит указаниям РВС СССР и ПУРа, кроме того, мы (СКВО) по отдельным моментам этих условий идем вперед.
Обстановка Северного Кавказа к тому же настолько своеобразна и напряженна, что превращаться округу в с/х академию не считаю возможным, а потому от такого соревнования мы отказались, но думаем, что не отстанем в деле подготовки округа к коллективизации, а по ликвидации кулачества как класса уже работаем практически, не забывая боевой подготовки.
Думаю, что наш отказ не будет истолкован как оппортунизм. С коммунистическим приветом С. Кожевников»86.
Приведенное письмо ПУ СКВО интересно не только своей реакцией, но и содержанием. Из него выясняется, что округ «идет впереди» и «работает практически» по таким важнейшим делам — как ликвидации
166
кулачества как класса, правда, при этом не забывая и боевую подготовку, крайне важную в условиях боевой обстановки в округе. Действительно, на территории Кавказа в течение 1929-1930 гг. шли боевые действия против националистических формирований.
Северный Кавказ, Украина и Закавказье в силу своих природных условий и социального состава жителей относились к регионам, составляющим предмет особого интереса власти. На них пришелся основной «удар по кулаку». Напомним, что первоначальные цифры подлежащих выселению в этих регионах были следующими: Северный Кавказ и Дагестан: концлагерь — 6-8 тыс., высылка — 20 тыс.; Украина — соответственно: 15 тыс. и 30-35 тыс.87; Закавказье — высылке подлежало 10 тыс. семей88. На территории Украины располагался УВО, на территории Северного Кавказа — СКВО, на территории Закавказья дислоцировалась Кавказская Краснознаменная армия (ККА). Из этого следует, что ПУ ПриВО вызвало на соревнование своих коллег по «политическому признаку» — тех, на чьи территории пришелся главный удар «по кулаку».
Заслуживает внимания ответное письмо Я. Б. Гамарника начальнику ПУ ПриВО, копии которого были посланы и в другие округа — УВО, СКВО, ККА: «Генеральная задача Красной Армии состоит в том, чтобы подготовить высококвалифицированного в военном отношении и политически грамотного бойца, способного с оружием в руках бороться за дело социализма. [...] Эта задача должна подчинить себе все остальные, в том числе и работу по подготовке весеннего сева, коллективизации и подготовки кадров социалистического переустройства деревни». Далее начальник ПУРа указывал: «В Вашем предложении нет ни слова о главном — о боевой подготовке (подчеркивание документа. — Н. Т.). Нельзя вызывать на социалистическое соревнование округа, не сделав главным и основным в социалистическом соревновании боевую подготовку. При этом Вами дана явно неверная и опасная формулировка — "соревнование на ликвидацию кулака как класса". Как может армия соревноваться по вопросам ликвидации кулака как класса? Видимо, речь идет о воспитании красноармейцев в духе разъяснения им, усвоения ими новой политики партии. Но об этом надо так ясно и сказать. Но если речь идет об этом, о таком смысле предложения, то при чем тут соревнование?» Не было поддержано ПУРом и предложение по организации «межокружного слета ударных по коллективизации частей», так как подобные массовые слеты «отрывают значительное количество красноармейцев от непосредственной боевой учебы» и «не отвечают задачам, поставленным РВС СССР по боевой подготовке РККА»89.
Несмотря на стремление военного руководства держать под контролем ситуацию в войсках и пресекать ненужные и политически вредные инициативы, невозможно было предусмотреть все и вся.
167
§ 4. «Медынское дело» в Красной армии
Для армии, жизнь которой строго регламентировалась уставами и приказами, любое не предусмотренное ими событие является «чрезвычайным происшествием». Таким «ЧП» для Красной армии стало «медынское дело», превратившееся в нарицательный образ. О нем военное руководство вспоминало всегда, когда появлялась необходимость охладить чрезмерно активных командиров, забывающих о существующем порядке привлечения армии к операциям на «внутреннем фронте».
Суть «медынского дела» заключалась в следующем. 30-31 января 1930 г. 243-й полк принял участие в операции по изъятию ценностей у «торговцев, недоимщиков и лишенцев» в городе Медыни. Решение произвести раскулачивание торговцев и лишенцев города и использовать 243-й полк как реальную силу было принято 28 января 1930 г. на заседании бюро районного комитета ВКП(б) и согласовано с окружными партийными и исполнительными органами, находящимися в г. Вязьме. В описываемый период г. Медынь входила в состав Вяземского административного округа (ныне этот город находится в составе Калужской области). Руководство полка, в том числе и политическое, согласилось содействовать этой акции, при этом не поставив в известность командование дивизии. 30 января после митинга и под звуки оркестра полк выступил на осуществление этой абсолютно неподготовленной акции. В ходе ее производились обыски в домах, отбиралось личное имущество, которое свозилось в заранее приготовленные помещения, а когда эти помещения были загружены, — то в казармы полка и во двор одного из подразделений. Собранное имущество впоследствии было расхищено и частично съедено самими участниками акции — красноармейцами. Такова вкратце суть «медынского дела».
Позднее, расследуя эти события, командование МВО доносило наркому обороны: «В числе 70 семейств, у которых было отобрано имущество, более половины не были лишены избирательных прав, а 6 человек были советскими служащими». При этом указывалось, что «если изъятие имущества у лишенцев возможно признать законными действиями, то в отношении изъятия имущества у советских служащих и у лиц, не лишенных избирательных прав, действия 243-го полка можно рассматривать не иначе, как самый обыкновенный погром, но произведенный лишь без кровопролития»90.
«Медынские» события получили широкий резонанс. В частности, К. Е. Ворошилов взял под личный контроль расследование причин этого «дела» и потребовал от командующего Московским военным округом А. И. Корка тщательного разбора. Более того, о «медынских» событиях стало известно И. В. Сталину, что, в свою очередь, усилило внимание к данному инциденту и других органов. Самостоятельные
168
расследования были проведены Политическим управлением РККА, Особым отделом ОГПУ, а также состоящим в распоряжении наркома Г. М. Штерном, который представил на имя К. Е. Ворошилова справку «Медынское головотяпство». В многочисленных донесениях и отчетах различных уровней события характеризовались как «грубейшая политическая ошибка»; «произошло не обычное раскулачивание, а контрреволюционное дело»; «безобразно извращена линия партии» и пр. Несомненно, причиной столь пристального внимания к событиям в Медыни стали не размах акции — ведь число раскулаченных составляло менее 100 человек с несколькими подводами конфискованного имущества. Истинная причина лежала в дискредитации общего курса партии на сплошную коллективизацию и ликвидацию кулачества как класса. Серьезная политическая кампания, не успев начаться и нарастить обороты, превращалась в фарс.
По всей видимости, событий, подобных «медынским», было немало на огромном пространстве СССР. Однако вызывает удивление, почему именно они стали предметом столь пристального внимания военного руководства, вплоть до наркома. Расследование «медынского инцидента» проходило по линии различных органов — военных, партийных, особых, что породило целый комплекс отчетных документов, один перечень которых говорит о неординарности происходящего события: 3 февраля 1930 г. — внесрочное донесение политотдела 81-й стрелковой дивизии начальнику политического управления МВО (№ 27/с); 4 февраля 1930 г. — резолюция внеочередного заседания полкового бюро ВКП(б) 243-го стрелкового полка (приложена к по-литдонесению политотдела 81-й стрелковой дивизии от 6 февраля);
5 февраля 1930 г. — резолюция общеполкового собрания военнослужащих 243-го стрелкового полка (приложена к политдонесению политотдела дивизии от 6 февраля); 5 февраля 1930 г. — объяснение председателя Медынского РИКа Я. Я. Машкарова окружному прокурору по Вяземскому округу (копия окружному и районному комитету партии); 6 февраля 1930 г. — политдонесение политического отдела 81-й стрелковой дивизии начальнику политического управления МВО;
6 февраля 1930 г. — внеочередное донесение начальника Особого отдела ОГПУ МВО Пряхина командующему войсками МВО А. И. Корку; 6 февраля 1930 г. — доклад командующего войсками МВО А. И. Корка К. Е. Ворошилову (№ 16/к); 6 февраля 1930 г. — доклад командующего войсками МВО А. И. Корка К. Е. Ворошилову (№ 17/к); 12 февраля 1930 г. — докладная записка начальника организационно-распределительного отдела Политического управления РККА И. Пе-тухова начальнику Политического управления РККА Я. Б. Гамарнику (в дополнение к устному докладу); [февраль] 1930 г. — справка состоящего в распоряжении НКВМ Г. М. Штерна для К. Е. Ворошилова «Медынское головотяпство»9'.
169
Таким образом, налицо неординарная ситуация, развитие которой мы можем наблюдать через призму различных документальных свидетельств.
Инициаторы и исполнители
Инициатором «медынского» раскулачивания, как следует из документов, были местные районные органы партии, которые, видимо, должным образом решили отреагировать на постановление ЦК ВКП(б) от 5 января 1930 г., причем их не смутила разница между городскими жителями города, занимающимися торговлей, ремеслом и пр. видами заработка, и деревенским населением, в частности зажиточными хозяйствами, о которых говорилось в постановлении ЦК партии.
Решение, принятое на бюро районного комитета партии г. Медыни, получило одобрение (было согласовано) с вышестоящими окружными органами партийной и исполнительной власти. Особенно подробно развитие событий, предшествующих принятию решения о раскулачивании, описано в объяснении председателя Медынского РИКа (районного исполнительного комитета)92. Из этого объяснения следует, что инициаторы акции ставили перед собой задачу «раскулачить город» и «выявить всех, кого можно раскулачить в городе». При этом уполномоченный окружного комитета партии, присутствующий на заседании районного комитета партии, указывал, что «нужно всех выявить и обобрать, взять с них за старое, за новое и за два года вперед». Составлением списка хозяйств, подлежащих раскулачиванию, занимались председатель районного исполнительного комитета (РИКа) и председатель городского совета (горсовета). Первоначально в список были включены «существующие бывшие торгаши и спекулянты». Всего в этот список на раскулачивание было внесено 52 хозяйства, отдельно был составлен список на «крепких зажиточных кустарей». При согласовании списка в райкоме партии было решено «кустарей не задевать», а «список кустарей аннулировать», оставив только двух, в том числе «часовых дел мастера», за скрытую спекуляцию золотом. Первоначальный список был дополнен еще 27 хозяйствами. Новое дополнение было внесено председателем городского совета, оно уже не обсуждалось в райкоме партии. На этом закончился подготовительный этап акции «по раскулачиванию» города. Все подготовительные мероприятия получили одобрение в окружном комитете партии.
Архивные документы подробно воссоздают картину происходящих событий со всеми деталями, в том числе и негативными. После составления списка руководство района (секретарь райкома партии, председатель РИКа, председатель горсовета, начальник городской милиции) отправились в 243-й стрелковый полк, дислоцировавшийся в городе. Полк был собран по тревоге в клубе, где открыли митинг. На нем высту
170
пил секретарь райкома партии с пятиминутной речью о предстоящем раскулачивании, завершившейся бурными аплодисментами.
При полном одобрении со стороны полка началось формирование соответствующих бригад и их инструктирование. Инструктаж проходил на отдельном совещании с уполномоченными от бригад, выделенных из состава полка, и касался прежде всего двух вопросов — как брать имущество и подписки о выезде (руководство района приняло решение, что раскулаченные должны были покинуть город в течение двух-четырех дней). Главным инструктором выступал начальник милиции при участии председателя РИКа и командира полка. Ими были даны следующие установки: «брать все»; «до последней тряпки, и то пойдет в утильсырье»; «быть вежливым, бережным к имуществу». Были выделены лица, которым поручалось принимать конфискованное имущество. Однако не было предусмотрено достаточного количества подвод и помещений для конфискованного имущества, что сказалось на результатах акции. В конце совещания-инструктажа уполномоченные от бригад получили удостоверения на проведение акции. Затем полк в составе выделенных бригад и с оркестром вышел из казарм в город. Под музыку оркестра началась акция «по раскулачиванию».
Бригадами забиралось все — вещи (даже одеяла из-под ребенка, валенки прямо с ног), продукты, деньги — оставлялись только стены. Среди конфискованных вещей были — карманные фонари, мыло, карандаши, книги, пальто, платья, часы, зеркала, музыкальные инструменты, драгоценности. Зачастую действия бригад доводились до абсурда. В одном доме бригада из трех красноармейцев, прежде чем приступить к обыску, первоначально поела, так как поднятые по тревоге многие участники операции не успели пообедать в полку.
Руководил операцией РИК, сюда красноармейцы приносили отобранные вещи и продукты. Причем некоторые мелкие вещи и продукты сотрудники РИКа разрешали брать красноармейцам себе со словами: «Съешьте сами, пусть не едят дети кулаков». Отбираемое имущество первоначально свозилось в выделенные для этой цели сараи, а когда они заполнились — в хозяйственные постройки одной из рот полка, а позднее сваливалось прямо во дворе. Наиболее ценные и хрупкие предметы по разрешению руководителей бригад складировались в казармах или уносились комсоставом на временное хранение домой. Под конец операции временное хранение приобрело уже уголовный характер — вещи без спроса расхищались из складских помещений.
Правомерен вопрос: «А что же делало в этой ситуации партийное руководство района и самого полка?» Документы свидетельствуют, что секретарь Медынского райкома ВКП(б) в период проведения операции нигде не показывался, а председатель городского совета, более того, ушел в баню. Молчаливую позицию заняло и партбюро полка. Об участии полка в раскулачивании не были поставлены в известность ни
171
политотдел, ни командование 81-й дивизии, в состав которой входил полк. Единственными органами, которые проявили оперативность, были органы ОГПУ. Уполномоченным особого отдела 31 января в 10 часов было донесено в Калугу по линии ОО ОГПУ об участии полка в раскулачивании. 2 февраля начальник ОО ОГПУ МВО сообщил о факте участия полка в раскулачивании на заседании бюро окружного комитета партии. Тогда же об этом узнали и командир дивизии, и начальник политотдела дивизии. Действия «особистов» были правомерны, так как особые отделы ОГПУ действовали в армейской среде с целью выявления фактов, нарушающих повседневную жизнь армии, будь то политические, бытовые, дисциплинарные чрезвычайные происшествия — «ЧП». Дальнейших ход расследования показал, что «медынские» события квалифицировались как политическое «ЧП».
Проследим ход разбирательства по линии различных учреждений. Поскольку первыми доложившими о проведении акции в г. Медыни были «особисты» и по линии ОО ОГПУ информация об этом пошла по разным инстанциям, начнем с них.
Реакция ОО ОГПУ
2 февраля в Калугу был вызван для объяснений командир полка, который проинформировал органы ОГПУ о проведенной операции, при этом умолчав об отрицательных фактах. Первое донесение окружного ОО ОГПУ в деле не сохранилось. Это, видимо, была краткая информация с констатацией факта о проведении акции. В тот же день, 2 февраля, по линии ОО ОГПУ об инциденте было сообщено в НКВМ. В последующие дни информация уточнялась.
6 февраля начальником окружного ОО ОГПУ было послано донесение командующему МВО А. И. Корку о «медынских событиях», в котором указывались конкретные детали проведения акции со всеми негативными проявлениями93. Это — участие военнослужащих, в том числе и младшего командного состава, в проведении обысков, нарушение порядка проведения обыска (отсутствие описи имущества и ценностей), хищение вещей и денег при обысках военнослужащими, а также поедание продуктов, отобранных у обыскиваемых, и др. Всего к 6 февраля «особистами» было установлено 32 человека военнослужащих, присвоивших себе вещи, ценности и деньги в процессе проведения обысков. Донесение содержит четкие факты, цифры и фамилии, которые отсутствуют в донесениях других органов. Оно заканчивалось словами: «Расследование продолжается. Дополнительные материалы будут сообщены». К донесению была приложена резолюция внеочередного заседания полкового бюро ВКП(б) от 4 февраля 1930 г.
Документы говорят об эффективных методах работы ОО ОГПУ, что позволяло оперативно добывать необходимую информацию и быть
172
осведомленными о повседневной жизни армии и проявлении нездоровых настроений в ней. Так, например, в донесении от 6 августа указывалось: «Среди отдельных красноармейцев существует убеждение, что похищенное имущество останется в их личном пользовании. Отмечены разговоры: "Когда поедем в деревню, там ловчее будем раскулачивать, зевать не будем"»94.
Реакция военного руководства
2 февраля руководство НКВМ было проинформировано по линии ОГПУ о факте участия полка в акции раскулачивания. В тот же день об этом органы ОГПУ сообщили в ПУ МВО.
3 февраля соответствующая информация из ПУ МВО была доведена до сведения командующего войсками МВО А. И. Корка. Он, в свою очередь, сообщил об этом инциденте по телефону заместителю наркома И. С. Уншлихту, одновременно узнав, что последний уже в курсе дел. В тот же день командование МВО отдало распоряжение начальнику политотдела 81-й дивизии «безотлагательно выехать из Калуги в Медынь для расследования и принятия мер на месте»95.
3 февраля К. Е. Ворошилов отдал в военные округа директиву «о запрете раскулачивания», означавшую, что части Красной Армии не должны привлекаться в соответствующих акциях.
5 февраля К. Е. Ворошилов через своего порученца потребовал объяснений от А. И. Корка.
6 февраля эти объяснения были им посланы. Отметим, что свои объяснения А. И. Корк оформил не как официальное донесение, а как личный рапорт, о чем свидетельствуют его номер — 16/к и наличие только одной подписи командующего. Известно, что в военной документации буквенные обозначения в делопроизводственных номерах означали либо секретность — «с»; «сс», либо оперативность — «оп», либо причастность какой-либо структуры к созданию документа: «ш» — штаба. В нашем случае буква «к» свидетельствуют о неуставном обращении Корка к наркому96. Однако особых подробностей командующий округом дать не мог, так как ждал результатов расследования, проводившегося в Медыни по его поручению командованием 81-й дивизии. Единственная информация, которой владел Корк, исходила от «особистов», о чем он и доложил наркому: «По линии особого отдела получил данные, что в Медыни происходило не раскулачивание крестьянства, а в самом городе Медыни по распоряжению районной партийной организации производилось изъятие имущества у местных непманов, при этом на основании постановления райкома в этом деле участвовал 243-й полк (комполка у своего прямого начальства согласия не спрашивал, а действовал, руководствуясь постановлением парткома). По сведениям особого отдела, до 32 человек из состава полка частью уличены и частью подозреваются
173
в "барахольстве"». К. Е. Ворошилов, прочитав этот рапорт, видимо, был неудовлетворен и потребовал дополнительных объяснений. Более того, наркомом было отдано распоряжение по округам о представлении донесений по «директиве запрета раскулачивания».
В тот же день, 6 февраля, в своем повторном рапорте (№ 17/к) А. И. Корк докладывал Ворошилову о том, что подробный доклад командира дивизии ожидается завтра, 7 февраля, после чего он сможет представить более подробное донесение. Отметим, что все донесения А. И. Корка были оформлены под грифом «совершенно секретно». Причем второй рапорт Корка был написан на бланке РВС МВО, за двумя подписями — командующего войсками и члена РВС округа. В рапорте содержалась также информация о других случаях участия войсковых частей и отдельных лиц в раскулачивании97. На рапорте имеется резолюция К. Е. Ворошилова: «За все безобразия воинских частей несет ответственность РВС округа. В[орошилов]».
7 февраля Корк, как и обещал Ворошилову, послал свой доклад (№ 19/к) вместе с докладом начдива 81-й стрелковой дивизии98 и другими материалами по «медынским» событиям. Помимо уже известных фактов в докладе Корка содержалась и новая информация — в числе 70 семейств, у которых было отобрано имущество, более половины не были лишены избирательных прав, а 6 человек были советскими служащими. При этом указывалось, что «если изъятие имущества у лишенцев возможно признать законными действиями, то в отношении изъятия имущества у советских служащих и у лиц, не лишенных избирательных прав, действия 243-го полка можно рассматривать не иначе, как самый обыкновенный погром, но произведенный лишь без кровопролития».
Из доклада командования дивизии от 7 февраля явствует, что начальник дивизии узнал о событиях в Медыни в 13 часов дня 2 февраля от ПП ОГПУ Калужского округа, после чего он вызвал комиссара полка, который доложил, что раскулачивание произведено без всяких инцидентов и последствий. Объясняя свою плохую информированность о происшедших событиях в Медыни, начальник дивизии указывал в докладе на следующее: «Находясь в Медыни с 4 февраля по 5-е включительно, я сам себе постепенно только накапливал материалы о том, что в Медыни произошло не обычное раскулачивание, а контрреволюционное дело, которое мне ясно стало лишь к 6 февраля после разговора с представителями местных партийных и окружных организаций». Интересны выводы и меры, предпринятые начдивом после расследования: помимо снятия командования полка — командира и его помощника по политчасти — было признано необходимым переизбрать партбюро полка и в «особенности секретаря, не понявшего и не умеющего проводить генеральную линию партии», а также устроить показательный суд в самом полку над «злостными, наиболее неустойчивыми
174
элементами из красноармейцев и начсостава, выявившимися в процессе этой операции» ".
Реакция политических и партийных органов
По политической линии первым отреагировал политотдел 81-й дивизии, в состав которой входил полк.
3 февраля начальником политотдела дивизии было послано «вне-срочное донесение» начальнику ПУ МВО за № 27/с, в котором кратко обрисовывалась проведенная акция по раскулачиванию со следующими заключительными словами: «Во время проведения изъятия имущества никаких эксцессов не было. Настроение красноармейцев приподнятое»100. В этом же донесении содержался вывод: «Участие 243-го стр. полка в непосредственном изъятии имущества у лишенцев является неверным, в связи с чем командованию полка дано указание не допускать привлечения сил красноармейского и начальствующего состава к непосредственному участию в подобного рода мероприятиях». В донесении обращает на себя внимание следующее обстоятельство — участие полка в раскулачивании предстает как хорошо подготовленная акция с предварительной идеологической проработкой вопроса на политзанятиях и на общем собрании. Тон донесения спокойный — никаких безобразий, настроение приподнятое. Только вывод не соответствует этому спокойному тону: если все хорошо, то почему осуждается участие в акции личного состава полка?
А что же делала в сложившейся ситуации парторганизация полка? Оказывается, что на первых порах она никак не отреагировала на данные события.
4 февраля, лишь по приезде в полк командования 81-й дивизии (командира и начальника политотдела), было созвано заседание полкового бюро ВКП(б), на котором были вынесены соответствующие решения, осуждающие действия полка10'. В тот же день после заседания бюро были проведены партийные собрания ячеек партии (самый низовой уровень партийных органов в армии) совместно с комсомолом.
К вечеру 4 февраля в полк приехал из Вязьмы секретарь окружного комитета партии, который принял участие в закрытом партийном собрании коммунистов полка. На этом собрании была принята резолюция102. Один из пунктов ее указывал на необходимость полного и своевременного информирования партийного состава по вопросам внутрипартийной жизни. По всей видимости, на собрании шел открытый разговор по поводу своевременного информирования рядовых партийцев, которые не знают и не успевают следить за изменениями в курсе партии.
Реакция Вяземского окружкома ВКП(б) была моментальной. По возвращении из полка секретаря окружкома были сняты с работы зам. председателя РИКа и председатель горсовета, их дела переданы
175
прокурору. В постановлении окружкома указывались причины столь сурового решения — за допущенное головотяпство и безответственность в проведении акции в г. Медыни103.
6 февраля после проведения собраний в полку политическим руководством дивизии в ПУ МВО было послано новое политдонесение104, основные выводы которого сводились к следующему:
участие полка в раскулачивании — грубейшая политическая ошибка, свидетельствующая о том, что руководящий состав полка не уяснил нового этапа в политике партии по ликвидации кулака;
нарушен порядок информирования и согласования всех предпринимаемых шагов полкового командования с дивизионным командованием;
нарушены директивные указания о недопущении участия личного состава полка в работе местных организаций, если последнее требует отвлечения от учебы и боевой подготовки;
обращено внимание на ненормальные отношения, сложившиеся между военно-политическим руководством и органами ОГПУ (ОО), когда последние, зная о раскулачивании, не поставили в известность политотдел дивизии.
Оценки событий
Отложившийся комплекс донесений и резолюций позволяет не только детально воссоздать картину событий и реакцию руководства на них. Но, что не менее важно, в них содержится оценка, в том числе и политическая, событий и причин, их породивших. Обращает на себя внимание, что оценка эта трансформировалась от понятия «неверных» действий до «политической ошибки» и «грубейшей политической ошибки».
Так, в первом донесении начальника политотдела 81-й дивизии от 3 февраля вывод был следующий — «участие полка является неверным». 4 февраля полковое бюро на внеочередном заседании признало данную акцию «политической ошибкой». Та же оценка событий была дана и на общеполковом собрании военнослужащих. Причем указывалось, что красноармейцы и начальствующий состав полка, «полностью и целиком одобряя совершенно правильную линию компартии в деле социалистического строительства и ликвидации кулачества как класса в районах сплошной коллективизации... чрезвычайно сожалеют о том, что в Медыни эта политика не получила правильного проведения». 6 февраля политотдел дивизии в своем донесении, составленном после первых шагов расследования, оценивал действия полка как «грубейшую политическую ошибку», причины которой лежат в «голом администрировании» со стороны командования полка и ответственного секретаря полкового бюро партии. В донесении отмечалась также «пол
176
ная растерянность» парторганизации и политаппарата полка, который «достаточно не уяснил нового этапа в политике партии по ликвидации кулака как класса». 7 февраля начальник 81-й дивизии характеризует медынские события как «контрреволюционное дело».
Военное командование в лице Корка политической оценки событиям не дает. В своем первом донесении он лишь ссылается на данные «особистов», согласно которым в Медыни проходило не раскулачивание крестьянства, а изъятие имущества у местных нэпманов. Однако в последущем донесении от 7 февраля Корк характеризует действия полка «погромом без кровопролития».
«Особисты» однозначно оценивали события, считая «политической ошибкой привлечение полка к операции» (донесение от 6 февраля). Кроме того, в их донесении отмечались неорганизованность в проведении операции, отсутствие предварительной подготовки операции, как политической, так и технической, отсутствие руководства и контроля во время проведения операции.
Интересно объяснение одного из ведущих исполнителей акции — председателя Медынского РИКа. Он признает себя виновным «в недопонимании раскулачивания», а также видит свою вину в том, что «доверился на старых руководителей с большим партийным стажем, каковые неверно передали установку окружкома и окрисполкома».
Все вышесказанное относилось к низовым и средним структурам власти. А какова же была реакция высших структур, и была ли она?
Реакция Сталина
К 7 февраля основные доклады были представлены, в целом картина была ясна. Однако неожиданно последовал новый виток событий.
8 февраля в секретариат Ворошилова из секретариата Сталина был послан документ — выписка из приказа от 28 января 1930 г. № 6 по 81-й дивизии. Приказ этот, выпущенный в форме листовки тиражом 1 тыс. экземпляров, имел собственный заголовок «В поход за сплошную коллективизацию». Основная цель этого «похода» заключалась в участии полка в посевной кампании и создании коммуны имени 81-й дивизии.
Выписка, присланная Ворошилову, содержала только один пункт этого приказа (пункт 3). Согласно его содержанию, всем частям дивизии предписывалось 4 февраля выступить в районы по согласованию с местными партийными и советскими органами, «имея задачей участие в выполнении плана посевной кампании и помощи советской власти в ликвидации кулачества как класса, проведение сплошной коллективизации отведенных районов» и пр. На выписке имелась следующая надпись помощника Сталина: «т. Ворошилову. По поручению г. Сталина передаю копию выписки из приказа т. Семашко (81 див.) 8 февраля. Товстуха». Что же смутило Сталина в этом пункте105.
177
Посевные работы, как и уборочные, армия выполняла из года в год на протяжении длительного времени, оказывая помощь селу. Организацией и проведением этих кампаний ведало Политическое управление РККА, ежегодно издавая соответствующие директивные указания. Несомненно, это не могло вызвать у Сталина нареканий или сомнений. В чем причина столь явной реакции Сталина? Скорее всего, Сталина не удовлетворили методы проведения акции, которые искажали и превращали важнейшую политическую кампанию в фарс с уголовными штрихами. Возможно и другое объяснение. Информация о «медынских» событиях вместе с текстом приказа по 81-й дивизии от 28 января пришла к Сталину в те дни, когда завершался (или завершился) процесс обсуждения текста постановления Политбюро «по кулачеству» и мероприятий по его реализации. Действия в Медыни противоречили словам, которые в защиту армии мог высказать нарком Ворошилов при возникновении споров о степени участия Красной армии в реализации решений Политбюро. Известно, что через несколько дней, 5 февраля, Политбюро осудило принятые бюро Московского обкома партии решения о выселении от 9 до 11 тыс. кулацких семейств (по 2-й категории), «как не отвечающие постановлению ЦК о кулаках»106. Осуждение решения Московского обкома партии означало также и осуждение действия военного командования МВО. Сталин не упустил возможности сказать об этом Ворошилову.
Если вспомнить известное изречение, что в каждой капле воды отражается весь мир, то события в Медыни можно рассматривать как отражение политики Центра на местном уровне. Как правило, любое решение, проходя путь сверху вниз, подвергается в той или иной мере трансформации. Зачастую решение, принятое в самых высших кругах политического руководства, спустившись на низший местный районный уровень, трансформируется не только в методах его осуществления, но и в принципиальных установках. «Медынское дело» — один из примеров тому. Причины подобной трансформации могли быть различны; одна из них — политическая неподготовленность местных руководителей, не успевающих осознавать и правильно реагировать на все изгибы политики партии.
В подтверждение выдвинутого тезиса говорит дальнейшее развитие событий. Во время поездки в Медынь начдива 81-й с целью выяснения истинной картины происшедших событий им была проведена разъяснительная и политико-воспитательная работа с личным составом полка о том, «что происшедшее раскулачивание ничего общего с генеральной линией партии не имеет», кроме того, были очищены «бригады по коллективизации от всех неустойчивых элементов». После чего начдивом было решено все же выпустить полк в «поход за коллективизацию» вместе с остальными частями дивизии, что и было сделано 6 февраля. Однако поздно ночью, в 23 часа, в тот же день было получено приказание командующего округом А. И. Корка — возвратить полк с похода. Ошибка, допущенная в Медыни, не должна была повториться.
178
Первая реакция К. Е. Ворошилова на присланный из секретариата Сталина документ была эмоциональная и, говоря современным языком, неадекватная. На этой выписке Ворошилов написал резолюцию: «Идиотизм. В.» Но, несмотря на «идиотизм» ситуации, оставлять без внимания этот документ и все, что было связано с ним, Ворошилов не мог. Очевидно, что первым шагом наркома было обращение к начальнику Политического управления РККА Я. Б. Гамарнику. Данный инцидент был целиком на совести политорганов — из-за безответственности и бездеятельности их была допущена эта «политическая ошибка». В связи с этим ПУ РККА не могло и не должно было остаться в стороне от расследования причин инцидента. Прямых доказательств (документов) в архивных делах нет, но имеются косвенные свидетельства тому. Среди них докладная записка начальника организационно-распределительного отдела ПУ РККА И. Петухова на имя начальника ПУ РККА Я. Б. Гамарника от 12 февраля. Она была составлена, как явствует из подзаголовка, в дополнение к устному докладу. Автор докладной записки был послан Гамарником в Медынь, видимо, для того, чтобы составить истинную картину происходящих событий107.
В отличие от предыдущих отчетных документов выводы, сделанные Петуховым, были более жесткими. Уже в первом пункте докладной записки «раскулачивание» торговцев и лишенцев в г. Медыни характеризовалось «не случайной ошибкой», а «политической авантюрой», причины которой кроются «в недостаточно четкой классовой линии» местных руководителей и «в неправильном понимании нынешней политики партии как в отношении кулака в деревне, так и в отношении нэпмановских элементов в городе». Досталось и военному, и политическому командованию полка. Их действия были строжайше осуждены за своеволие и несогласованность с вышестоящими органами, а также за вовлечение полка (до 200 человек), несмотря на запрет, в проведение этой «операции». Из записки явствует, что случай использования полка в подобного рода «операциях» был не единичный — в 1929 г. полк дважды привлекали к «взиманию недоимок».
И наконец, последний вывод докладной записки — на наш взгляд, крайне важный для понимания причин такого сильного резонанса от «медынского дела». В нем говорится, что результатом «операции» стало ухудшение политических настроений у некоторой части местного населения. Среди местных рабочих и крестьян стали циркулировать слухи, «что подобные операции будут немедленно проведены по отношению ко всем ремесленникам, кустарям и зажиточной части крестьянства». Там же отмечалось (пункт 8) «значительное ухудшение» отношения к полку со стороны городского жителя, в том числе отдельных рабочих.
В докладной записке предлагался также целый ряд мер административного взыскания — отстранение от должности командования полка
179
сроком на один год, перевыборы полкового бюро партии, предание суду комсостава и политработников, присвоивших себе вещи, отмена приказа от 28 января 1930 г. № 6 и объявление строгого выговора командованию 81-й дивизии. В делах не отложился какой-либо документ, свидетельствующий об ответном обращении Гамарника к Ворошилову. Но с определенностью можно утверждать, что такое обращение было — возможно, в устной форме.
Ну а что же сам Ворошилов? Оказывается, он наряду с уже имеющимися источниками информации об инциденте решил провести свое расследование, о чем свидетельствует краткая справка, составленная Г. М. Штерном, состоящим для особых поручений при наркоме. В этой небольшой по объему справке (чуть менее 1 листа), датированной февралем (без указания даты), обобщена вся имеющаяся на тот период информация и дается предельно краткая картина «медынского» инцидента, характеризующегося как «головотяпство». Такой же четкий и немногословный вывод — «безобразно извращена линия партии, нарушены полком указания по военной линии»108. Возможно, эта справка стала последней точкой в расследовании «медынских» событий и основой для устного доклада наркома для инстанции. В делах секретариата Ворошилова не обнаружено следов этого доклада, но что он был, сомневаться не приходится, так как ни один факт, попавший в сферу внимания Сталина, не мог остаться без объяснения и ответа.
Об этом свидетельствует записка, написанная Сталиным в ходе одного из заседаний Политбюро, возможно, 5 февраля, и отложившаяся в деле переписки Ворошилова и Сталина. На ней нет даты, нет подписи. Но этот клочок бумаги, заполненный почерком Сталина, показывает реакцию вождя с присущей ему манерой «легкого юмора». Вот ее текст: «Я вчера разговаривал с Ворошиловым о вовлечении 243 полка к делу раскулачивания. Ворошилов ругал командира полка сверх меры. Я его утешил, разъяснив, что командир полка, очевидно, осуществлял приказ Ворошилова о выработке 100 тыс. колхозных "вождей"»109.
Резонанс «медынских» событий заставил военное руководство обратить серьезное внимание на вопрос привлечения частей Красной армии на «внутреннем фронте». Уже 11 февраля Политическим управлением РККА был представлен доклад «О фактах вооруженного участия военнослужащих в кампании ликвидации кулаков как класса»110. Приведенные в докладе примеры хотя и были немногочисленны, отражали существующую на местах тенденцию — привлекать части Красной армии, во-первых, для проведения операций по раскулачиванию; во-вторых, для подавления крестьянских выступлений. «Медынские» события стали для Красной армии нарицательными. Всякий раз, когда военное командование низшего и среднего уровня под давлением местных властей либо по своей инициативе использовало армию в подобного рода «акциях», оно получало окрик-предупреждение
180
No comments:
Post a Comment